— Наверно.
— Но раз наверно, то, конечно, дерзай, Лессон. Жени его на себе, роди детишек и будь счастлива. Что мы обсуждаем здесь, вообще?
— Не знаю.
— Ты действительно веришь, что у тебя с ним есть будущее? Ты талантлива, Лессон. Намного талантливее всех, кого я знаю. И ты хочешь похоронить все это, ради парня, который не пропускает ни одной юбки? Серьезно?
— Я не знаю… нет… я…
— Не знаю… я… — передразнил мужчина, — у тебя полно времени, Лессон, чтобы принять решение. До твоего дома больше получаса, и ты скажешь мне, что решила.
— Хорошо, — просипела я, чувствуя себя полностью раздавленной.
— А завтра я даю тебе выходной, потому что ты мне уже осточертела. И потому что мне пришлось двадцать минут объяснять жене, почему мне среди ночи звонят женщины.
— Что?
— Помимо Сайверс, мне оборвала трубку твоя бабуля. Кто только дал ей мой номер?
Я прижала ладони к лицу, тихо чертыхаясь.
— Ну все, успокойся уже. Я сказал ей, что найду тебя даже в преисподней и привезу домой.
— Спасибо…
Баргер хмыкнул и повернул ключ в замке зажигания.
Выходной день среди недели — настоящее испытание.
Я сидела на заднем дворе с мамой. Сегодня она позволила подключить синтезатор речи, хотя за последние несколько месяцев не давала это сделать ни разу. Я наблюдала, как медленно и слабо ее палец касается экрана.
Иногда Дейна забывала, что ее дочь, хоть и парализована, но так же умна, как и прежде. Устраивая мне ночью скандал, она не могла и подумать, что мама проснется и услышит все от первого до последнего слова.
«Ты влюблена? — произнес компьютерный голос»
Я отложила книгу, облокотилась о плетеную спинку лавки, щурясь на солнце.
— Это не имеет никакого значения. Из-за этого я чуть было не вылетела из лаборатории.
Мама была человеком амбициозным, про таких говорят «с характером». Она всегда говорила напрямую, правда, уже несколько месяцев она пребывала в состоянии жуткой депрессии, со дня на день ожидая смерти. Она уже давно смирилась с тем, что ее болезнь не поддается лечению, и что весь научный мир от нее отвернулся, но самым страшным ударом для нее стала атрофия лицевых мышц и неспособность говорить. Каждый глоток воды или прием пищи превращался для нее в испытание. Наверное, поэтому она отказалась от синтезатора речи и всеми силами старалась умереть, как можно раньше.
«Ты должна слушать только себя и делать только то, что считаешь правильным».
Как же я была благодарна ей за эти слова, за желание просто поговорить. Мне так не хватало разговоров с мамой, что я едва смогла скрыть дрожащую улыбку.
— Сейчас я считаю, что должна заниматься наукой. Это ведь правильно?