А Ники осталась. Страшась ругаться даже шёпотом, ибо опасалась, что оборотень с его тончайшим слухом разберёт в грубых словах нотки разочарования и посчитает себя победившим. Вцепившись пальцами, всё ещё хранящими тепло его дыхания, в парапет, она ощущала смятение. Лихай Торхаш всегда раздражал её, потому она дразнила его, случись им оказаться вместе. Но никогда она не хотела одновременно его убить — и зацеловать до смерти! Унизить и покориться! Взять — и отдать себя без остатка!..
Ники Никори, навсегда закрывшую ту дверь в сердце, что вела вглубь его и открывалась лишь ради воспоминаний, это пугало. Настоящая смерть не пугала, а вот эта вот... слабость?
'Ты мог погибнуть! — орал на неё в каюте капитан Зорель, и она впервые видела его потерявшим над собой контроль. — Какого Аркаеша ты творишь, сопляк?'
'Хотел избежать неприятностей для 'Касатки'!' — честно отвечала Ники заплетающимся языком и не лгала: корабль и капитан были для неё синонимами.
'Тебя выпорют за пьянство... — неожиданно успокоился Ясин, — чтобы и другим неповадно было! Сам выпорю!'
И так он это сказал, что у Ники, как и сейчас от едкой насмешки Лихо, стало горячо в промежности.
Капитан выволок её на палубу, швырнул на связку канатов и, действительно, выпорол. Сильнее, чем требовалось, словно пытался изжить злость на неясные эмоции, испытываемые к юнге.
— Давай, приложи к заднице водоросли! — предлагал Ники вечером, в кубрике, боцман. — Авось полегчает!
Тот отказывался. Кусая губы и сглатывая слезы, терпел боль, стараясь не тревожить крепкую, не порванную ударами каната ткань матросских шаровар. Бил капитан прицельно.
Выйдя из шхеры 'Касатка' на всякий случай удалилась от берега, стремясь на чистую воду — Зорель не испытывал желания вновь встречаться с патрульными. Пара дней прошла спокойно, не считая метаний юнги, страдающего от болей седалища и каждую ночь мечтающего пробраться в каюту капитана, чтобы задать ему жару. Но однажды на рассвете...
***
Весь воспринял известие о переселении в общежитие университета с восторгом. Это одновременно успокоило Бруни и расстроило. Успокоило, поскольку она, наконец, перестала волноваться за него, расстроило, так как родительский дом ночами оставался без присмотра.
— Мне нужно съездить в трактир, — сказала она Каю, когда ненадолго вернувшийся полковник Торхаш забрал с собой рю Фринна и Веслава и, коротко попрощавшись, ушёл.
— Зачем? — удивился принц. Помолчав, добавил: — Мне всё время кажется, что стоит тебе покинуть дворец, и я больше тебя не увижу!