Обратно Герасим вернулся в сопровождении урядника Степана и мрачнее тучи. Степана, прижимающего к лицу окровавленную тряпку, он поддерживал под руку.
– Усади его, – скомандовал Мишка. – Говорить он может?
– Невнятно… у него нос, кажись сломан, – убитым голосом сообщил Герасим. – Отрока Феоктиста убили и еще двое раненых.
– Как случилось, знаешь?
– Рассказали. Они через овраг незаметно перебрались, а там народу больше двух десятков. Ну, наши почти половину сразу положили, потом еще… те разбегаться стали, и тут полусотник их откуда-то сбоку выскочил, а с ним четверо с топорами и сразу в кусты, где отроки прятались. А у них, как на грех, как раз самострелы разряжены. Феоктиста сразу топором… – Герасим перекрестился. – Прими, Господи, душу раба Твоего.
– Дальше рассказывай.
– Ратник Арсений двоих с топорами сразу положил, потом еще одного. А рыжий полусотник двоих отроков мечом… он бы и больше, но в него кто-то выстрелить успел, а потом уж отроки кистенями…
– А Степана кто?
– Не видели… наверно, четвертый, который с топором был, но он делся куда-то, не нашли. И Степана по кустам искали, искали… потом смотрят, а он без памяти лежит, личина железная погнута, чуть кровью не захлебнулся.
Мишка представил себе, какая мясорубка могла бы случиться в кустах, если бы Арсений не зарубил троих журавлевцев, и понял, что от десятка могли остаться «рожки да ножки». Опять та же самая ошибка, что и на хуторе – все самострелы оказались разряженными одновременно. Но, кажется, тактика, выбранная им для обучения стрелков, себя оправдала – хорошо обученная пехота, вооруженная самострелами, могла стать достойной альтернативой латной коннице.
Только пехоты этой должно быть много, и должна она уметь не только держать строй, но, при нужде, использовать складки местности, естественные и искусственный препятствия, сочетать залповый «огонь» с беглым… короче говоря, мысль обучать отроков так, как его обучали в Советской армии, при учете разницы между автоматом Калашникова и самострелом, видимо, оказалась правильной.
– Наставник Андрей глаза открыл! – воскликнул Герасим.
Мишка попытался подняться, не получилось.
– Помогите-ка мне встать! Герасим, руку дай.
– Нельзя тебе, боярич…
– Исполнять!
Степан, все так же прижимая окровавленную тряпку к лицу, свободной рукой пихнул Герасима, показывая, что надо подчиняться приказу. Как только Мишка поднялся, беспомощно висящая левая рука будто стала втрое тяжелей и заболела гораздо сильнее.
«Ну как у Льва Толстого: “Господин капитан, я контужен в руку!”»
– Андрей, слышишь меня? – Мишка поддерживая больную руку здоровой, склонился над Немым, стараясь поймать его взгляд. – Не шевелись, тебя конь копытами побил сильно. Слышишь? Понимаешь?