У нее недавно появился первый телефон. Он лежал у нее на ладони, красный, круглый и прохладный, гладкий сзади, спереди – с экраном во всю поверхность, но научиться печатать, не чувствуя пальцами кнопок, ей было трудно. Она постоянно нажимала не туда, словарь переиначивал слова во что-то свое, не имевшее никакого смысла, но она все стучала и стучала. В конце концов, ей было уже тринадцать лет, и в тупик такими вопросами ее было не поставить. Когда спустя пару дней ответа так и не последовало, она послала еще одно письмо: «Дорогой Артур, получил ли ты мой ответ? Как твои дела? Мы можем встретиться? С уважением, Мари».
Машина ехала практически бесшумно. Она огляделась. Эта часть города была ей совершенно незнакома, и она понятия не имела, куда это дед собрался ее отвезти. Со стен домов облезала краска, на дороге валялись пустые банки.
– Выяснилось ли что-нибудь за это время? – спросил он.
Мари тут же смекнула, что он спрашивает про Ивейна.
– Нет. Но недавно вышла статья.
Она достала телефон и принялась в нем рыться. Закладки, ссылки… Вот: «Критика онлайн» – колонка Себастьяна Цельнера – Ойленбёк. Она прочистила горло. Мари нравилось читать вслух, и она радовалась, когда ее вызывали в школе и просили что-нибудь прочесть, пусть она и делала всегда вид, что для нее это крайне обременительно – кому охота казаться зубрилой? Интонации у нее были верные, она практически не оговаривалась, даже не запиналась на трудных словах. Конечно, ей никогда не стать такой красивой, как мать, никакой актрисы из нее не выйдет, но голос у нее был безупречный.
>Если нынче Генрих Ойленбёк считается самым современным национальным художником, то что это говорит о фрагментарности нашего общества? Нам что, до такой степени нужен денди родом из среднего класса, мы что же, действительно настолько боимся своей неуверенности, что считаем необходимым прятаться под броней иронии? По всей видимости, ответ утвердительный. Лишь немногим художникам удалось не потерять в цене за время кризиса, а уж тех, кому удалось в цене подняться, – и того меньше. Перепуганные коллекционеры предпочли затаиться и вложить деньги в бетонное золото или забить подвал австралийскими «кенгуру». Голубые фишки среди художников стали редки, как летающие слоны. Но почему именно этот внушительно сработанный, ироничный классицизм проявил себя как надежное капиталовложение? Полотна Ойленбёка расходятся как горячие пирожки, а дилеры и аукционные дома получают на них рекордный навар.
>«Давайте не будем делать поспешных выводов, – призывает куратор бохумской