При всякой возможности он рассказывал, как однажды, еще в молодости, повстречал Наполеона. На самом деле он успел углядеть лишь шинель, топорщившуюся над крупом лошади, да руку в белой перчатке. Когда он наконец ушел на покой, ему стало казаться, что за свою жизнь великий полководец загубил меньше душ, чем он за свою. Вскоре умерла и вторая жена. Последние годы он прожил в полном счастье.
Отец этого врача, тоже врач, обладал талантом успокаивать больных беседой. Чаще всего он догадывался, чем страдает пациент. Он увлекался месмеризмом и научился вводить больного в магнетический транс. Когда и его сын решил стать врачом, он возрадовался. Дочь тоже охотно пошла бы учиться, она была умной и способной девушкой, но пришлось ей запретить. В качестве компенсации он подыскал ей добропорядочного мужа, работящего и не дававшего воли рукам. Когда ему перевалило за шестьдесят, он как-то ночью улегся в постель, вздохнул – и поминай как звали.
Его отца шальная пуля лишила руки. Он родился очень смуглым, никто не знал почему; мать растила его одна в глубокой бедности. Он пошел в солдаты – вербовщикам казалось, что черные мужчины сильнее белых. В его жизни было много муштры, но иногда случалось и повышение; за время службы он успел наплодить троих, все вышли белыми. В конце концов пуля угодила ему в шею, он захлебнулся кровью – и поминай как звали.
Его отец в свое время отправился в Англию, устроившись юнгой на корабль. Скопил немного денег, попробовал себя в торговле, но оказался не слишком удачлив. Однажды разговорился с молодым французом, прибывшим, чтобы описать работу лондонской биржи. Тот был тщедушен, тощ, но умен, его глаза быстро подмечали, что творилось вокруг, и он был столь велик духом, что тот и представить себе ничего подобного не мог. Был бы я таким, подумалось ему, я бы горы свернул. Все давалось бы легко, мир не оказывал бы такого сопротивления. На прощание он спросил у собеседника, как его зовут. «Аруэ», – бросил тот и поспешил прочь, поскольку беседа ему весьма докучала.
От этой встречи он так никогда и не оправился. Его одолела усталость. Он едва сумел открыть неподалеку от Флит-стрит магазинчик, где торговал кувшинами, мисками и прочей ерундой, жениться на женщине, которая ему не очень-то и нравилась, и зачать с ней ребенка; впрочем, ему казалось, что его собственных сил на это уже не хватило, и основные усилия приложил ребенок, сын, стремившийся во что бы то ни стало появиться на свет. Ребенок родился черным, но родитель-то был белым, и жена его тоже; следовательно, она ему с кем-то изменила. Он бушевал, она рыдала, он кричал, она клялась, он призывал в свидетели Бога, она тоже; наконец, собрав последние силы, он прогнал ее. Внутренности его к тому времени уже изнылись, месяц спустя он скончался – и поминай как звали.