Лучше бы вам перебраться в Швейцарию, посоветовал он моей матери и добавил: как только получится, я вырвусь к вам. Есть один чиновник, он был большим поклонником моего деда, видел его в роли шиллеровского Карла Моора; он должен помочь.
Поначалу она не хотела ехать, но он ее уговорил. Дело не могло кончиться совсем уж плохо. По крайней мере, до тех пор ему всегда везло.
Я не знаю, как он выглядел. Ни на одной фотографии нет его лица.
Отцу моего отца не исполнилось и двадцати, когда он погиб, но первый год войны он все-таки пережил. Провел тысячи часов в разрытой глинистой грязи, за колючей проволокой, вокруг гранаты, свист в воздухе и осколки. Когда его отпустили домой на побывку и он увидел жену с малюткой сыном, они показались ему какими-то чужими. Прошел еще год. За это время он настолько свыкся с мыслью, что ему суждено умереть, что даже не верил, что это и впрямь может произойти. Но все же его настигла пуля, по нему протопали сапогами, и он еще совершенно автоматически успел подумать, как бы ему выкарабкаться на этот раз. Он захлебнулся в грязи – и поминай как звали.
Дед моего отца всю свою жизнь отдал театру, но ему никогда не доставалось «тех самых» ролей. Он был не Гамлетом, а Гильденстерном, не Марком Антонием, а Цезарем, не Францем Моором, а Карлом. Он живописал двум своим сыновьям и двум дочерям, какие жертвы приходится приносить во имя искусства, но ни в одном из детей не проявился талант. Шли годы, он еще надеялся сыграть короля Лира и Просперо. Старший сын скончался от испанки, младший женился на еврейке – деду это было не по душе, но и сил воспрепятствовать он в себе не нашел. Старшая дочь вышла замуж за учителя, младшая покорно осталась дома варить супы ему и его жене.
Он увидел на экране первый фильм со своим участием. На фоне белой стены сгрудились бледные фигуры. Он не мог понять, над чем люди смеются, – ему виделась одна нежить, и сама мысль о том, что мир вскоре сможет лицезреть, как люди бросаются друг в друга тортами спустя много лет после того, как умерли, крайне его расстраивала. Усатый недомерок, громадный толстяк, клоун с утрированно печальной миной – куда катится мир, думал он. Еще какое-то время он, конечно, продержится, но ведь все это иллюзия, как и эти картинки на экране.
С того дня он больше не вставал. Даже начало войны не вызвало у него никаких чувств. Когда к нему пришел прощаться сын в военной форме, он постарался по такому случаю выглядеть как можно достойнее. Ведь не зря же он был актером.
Прадед отца был врачом, пусть и не из лучших. Учиться на медика он пошел только потому, что его отец тоже был врач. У него была небольшая клиентура, многие больные у него умирали, некоторых сумела выходить его жена, которая была поумнее. Зачастую ей удавалось сообразить, какое лечение шло на пользу. Но потом она тоже умерла. Чтобы было, кому присматривать за детьми, прадед женился второй раз. Новая жена наводила на него тоску, и больных стало умирать еще больше.