– Ну, батенька! Вы нам прямо лекцию прочитали. Конечно, удовлетворен.
– Вы позволите мне раскинуть свою убогую палатку рядом с вашими великокняжескими шатрами, немного отдохнуть, подкрепиться, а утром продолжить свой путь?
– Конечно, конечно, располагайтесь, где вам удобно, отдыхайте.
Николай, слыша профессорскую речь, заинтересовался самим человеком, и захотел с ним познакомиться. Он подошел к профессору, назвал его по имени-отчеству и спросил:
– Вам помочь?
Профессор внимательным взглядом окинул фигуру добра молодца и сказал:
– Вы, молодой человек, прямо древнерусский богатырь. Нет, не Илья Муромец, который просидел сиднем возле окошечка своей избы в селе Карачарове тридцать три года, а, пожалуй, Добрыня Никитич. Вам бы доспехи и на поле Куликово – помогать князю Дмитрию против Мамая. Как ваше имя?
– Николай.
– О! В переводе с греческого означает «победитель народов». Помогите, мил-человек, помогите!
Николай с удовольствием помог профессору раскинуть палатку на краю поляны, возле раскидистой сосны, спросил:
– Вы ужинать будете?
– Буду, буду! Проголодался. Принесите, сделайте милость, вашего угощеньица. А вот чаек я сам заварю, попотчую вас настоящим питьем.
Николай подошел и попросил у поварихи чашку гречневой каши с тушенкой, несколько ломтей черного хлеба, сказал, что для профессора. Принес полученную еду и подал профессору. Он, сидя на чурбаке, взял чашку с кашей, поставил ее на траву, принял, словно драгоценность, черный хлеб, понюхал его, сказал:
– Этот хлеб напоминает мне о ленинградской блокаде. Фашисты окружили наш город, взяли его в кольцо. Обстрелы, авианалеты, «юнкерсы» бросали на наши головы бомбы, сыпали зажигалки. Дневная пайка хлеба упала до 125 граммов. Пришла лютая зима. Люди умирали от истощения. Шел, шел человек по улице, остановился и упал на снег. Его хотят поднять, а он уже скончался. Каких только ужасов не было в блокадном Ленинграде – и крыс ели, и мышей, и мертвечиной не брезговали. Всякое бывало. Вы не читали повесть историка Иосифа Флавия «Иудейская война»? Не читали. Он описывает осаду город Иерусалима, помниться, в первом веке от Рождества Христова, римским полководцем Титом, рассказывает о подобных ужасах.
Он разволновался, замолчал, опустил голову. Молчал и Николай… Профессор успокоился, сглотнул комок, поднял голову и проговорил:
– Я остался жив. Меня вывезли из Питера по льду Ладожского озера. Как тогда говорили: «по дороге жизни». И вот я, профессор, сижу в таежной глуши рядом с русским богатырем и думаю поесть каши.
– Кушайте, кушайте, профессор! И я пойду – поужинаю.