Скоро на Сицилию приезжают его предки – вдвоем, чтобы познакомиться с его новоиспеченной женой.
Ты вспоминаешь своих родителей. Представляешь, как мать моет руки над раковиной в кухне, поглядывая на лоток с рассадой фиалок, которую ей предстоит пересадить в землю.
А отец потягивает кофе и почитывает Radio Times[64].
Дописав письмо Джорджу, ты звонишь им из гостиницы.
Говоришь, что денег на дорогу домой тебе вполне хватает, но перед тем как вернуться к родным пенатам, тебе еще нужно кое-что сделать.
Отец говорит, что ему не терпится увидеть тебя и что тебя ждут две дюжины писем от Международной корпорации спутниковой факсимильной связи в Шанхае, – похоже, что-то очень срочное. Ты закрываешь портфель, проверяешь номер и замечаешь, что в доме напротив – через внутренний двор что-то происходит. Там празднуют день рождения ребенка. На головах у взрослых – шляпы из бумаги. Ты открываешь балконную дверь – и в твой номер вливается отдаленный шум праздника.
Ты ищешь дальше, потом снова смотришь в ту сторону, откуда доносятся шум аплодисментов. Кто-то там открывает балконную дверь. Мужчина. Одетый в белую сорочку, мешковатую. Он замечает, что ты на него смотришь, – и тут ты ловишь себя на мысли, что это твой сосед, тот самый, который приносил тебе рыбу, – тот самый, который кипятил больничные полотенца, – тот самый, которого рисовала Ребекка, перед тем как прийти к тебе.
Он улыбается тебе, потом наклоняется и подхватывает мальчонку, копошащегося у его ног. Он что-то ему говорит – и тот машет тебе ручонкой. Затем они отворачиваются и возвращаются к гостям. Ты думаешь, сколько же нужно времени, чтобы снова обрести счастье?
Ты все смотришь.
Приносят торт.
Пожелания сплетаются в кружева.
Никто из таксистов не хочет ехать в аэропорт, поскольку на часах без четверти полночь, а после полуночи тариф увеличивается вдвое. Таковы старые Афины. Ты говоришь – тебе надо срочно, но им плевать. Им торопиться некуда.
Ты ищешь глазами 95-й автобус – он ходит до аэропорта каждый час. Но кругом теперь столько всяких автобусов!
И вдруг какой-то таксист выходит из своей машины и кричит, что готов тебя отвезти.
Подобно большинству греческих водил, ремнем безопасности он не пристегивается. Он мчит быстрее всех, словно чувствуя, что тебе не терпится бежать прочь. По радио играют бузуки. Ты птицей летишь через Афины. Машина вздрагивает, когда ты на скорости 15 километров в час с ревом проносишься мимо «Афины-Хилтон». Но тут зажигается красный свет – машина резко тормозит, содрогается всем корпусом, и ее заносит на вереницу мотороллеров. Старые Афины снова хотят тебя погубить – запечатлеть тебя в своей памяти, как муху в янтаре.