Выйдя из музея, они увидели пустую мраморную скамейку.
Генри раскрыл покрытый пылью кожаный портфель, который носил с собой. Внутри лежали бутылка воды, какая-то тонкая книжица и пригоршня занятных камней, которые он где-то подобрал.
Он открыл бутылку и сперва предложил ей. Но тут, повинуясь безотчетному порыву, Ребекка достала у него из портфеля блокнот, раскрыла его и прочла одну строчку.
– И это все?
– Разве это не самая любопытная штука, о которых ты когда-либо слыхала? – спросил Генри.
Ребекка ухмыльнулась.
– Да уж… это ты написал?
– Нет, – сказал Генри. – Я только переписал, но в этом что-то есть, – прибавил он, передавая ей бутылку с водой.
Когда она пригубила, две-три капли, сорвавшись с губ, упали ей на грудь и растеклись, оставляя дорожки на коже, пропитанной пóтом вперемешку с пылью.
Она перехватила взгляд Генри – их глаза на мгновение встретились – в них читалось взаимопонимание.
Рыночную площадь кругом озаряло клонившееся к закату солнце, и узкие улочки Монастираки заполнил проголодавшийся люд.
Жилье Генри располагалось в рабочем районе, рядом с метропутями. Мебели у него кот наплакал, зато все пространство заполняли стопки книг, что создавало ощущение домашней обстановки. Генри с Ребеккой сидели на балконе с видом на фонтан. По краям фонтана мостились парочки, склонясь к воде и погрузив в нее руки. На дне фонтана покоились почерневшие листья, прибитые водяными струями. В прохладной глубине с оглядкой плескались ребятишки. Но вот с чьего-то балкона слышится сердитый окрик – и ребятня рассыпается кто куда, точно мраморная крошка.
На колченогом столе перед ними лежат две цельных рыбины – Генри зажарил их, натерев перед тем чесноком и лимоном.
Рыбу в коробке, вместе с рецептом ее приготовления, оставил у двери Генри его сосед. Вдобавок Генри нарезал фету[11] тонкими ломтиками, проложив их листьями мяты и базилика.
– Обмакни в масле, вот так, – посоветовал он.
Потом он откупорил еще греческого вина, зажав бутылку между коленями. И рассказал Ребекке, зачем приехал в Афины.
Как и она, он вырос в маленьком деревенском домике на холме, только в Уэльсе.
– Жизнь там была, как на биваке, – признался он. – Дом весь пропах отсыревшими журналами, а койку я делил с дюжиной зверушек.
– Дюжиной?
– Не меньше.
– Ты говоришь по-французски?
– Слишком тонкая материя.
– Прямо как твоя работа, – заметила она.
– Верно, а откуда ты знаешь?
– Ты же сам говорил про кости, когда мы гуляли по рыночной площади.
– Ну да.
И по объедкам рыбы на своей тарелке Генри принялся объяснять, как растут кости, как изменяются и с какими тонкостями сопряжена его работа.