А когда открыл глаза, то увидел, что Генри сидит на приставленном к дивану стуле и смотрит на него в полном изумлении.
– И что же вам снилось? – спросил Генри.
– Я даже не помню, как уснул, – проговорил Джордж, пытаясь сесть.
Генри включил несколько торшеров и пошел заварить кофе по-гречески на ржавой профессорской плитке. Когда кофе был готов, Генри достал бутылку профессорского односолодового виски и плеснул немного в обе чашки с кофе.
– Вы здесь случайно не от американской археологической школы? – тихо осведомился Генри.
– Нет, – сказал Джордж. – Я только пару лет назад закончил университет и собираюсь вот писать докторскую.
– А где жили в Америке? – полюбопытствовал Генри.
– В округе Моррис, Кентукки, – сказал Джордж. – Сначала. Места там чудесные, если любишь леса и луга.
Генри попросил Джорджа рассказать о себе подробнее. Джордж говорил тихим голосом. Генри закрыл глаза, пытаясь представить себе качающиеся деревья, прозрачные реки… и лето – нестерпимый зной и непроницаемые, будто зажатые в кулак зеленые дебри.
– Прямо как в раю, – отозвался Генри.
– И то верно, – согласился Джордж. – Только детство я в основном провел в интернате на Северо-Востоке[31].
– Неужели и в Штатах есть интернаты? – удивился Генри.
– Ну да, – сказал Джордж. – С формой и все такое прочее.
Генри показал на лодыжки Джорджа.
– Мне нравятся ваши носки на подвязках. У меня тоже есть такие.
Джордж попросил еще глоток виски.
Генри сходил за бутылкой, снова присел рядом с диваном. Сделал глоток и передал бутылку Джорджу, который тут же к ней припал.
– Так чем вы тут занимаетесь, Джордж?
– Помимо того, что пью и страдаю?
– И попадаете под машины, – прибавил Генри.
– Я исследую обширное поле древних языков.
– Занятно, – вдруг посерьезнев, пробормотал Генри. – Хотите, кое-что покажу?
Он бросился к столу профессора, схватил копию надписи с профессорского диска.
И протянул листок Джорджу.
– Вам это что-нибудь говорит?
Джордж с минуту пристально разглядывал надпись.
– Честно?
– Да, честно.
– Ничего, – сказал Джордж.
Генри расстроился.
– Язык, похоже, лидийский, – продолжал Джордж. – И перевести будет сложновато.
Дневной свет мало-помалу сгустился, обретя оттенок позолоты, а Джордж с Генри все копались молча в древних словарях, тщетно стараясь перевести текст к возвращению профессора.
Генри включил радио – и перелистывал страницы уже в такт потрескивания La Fedeltà Premiata[32]. От дела Джордж и Генри отрывались, только чтобы перекурить и выпить кофе.
На перевод у них ушло бы куда меньше времени, если бы они не отвлекались на не имеющие отношения к их изысканиям разделы в словарях и не зачитывали оттуда выдержки, которыми им непременно хотелось поделиться друг с другом.