Но меня уже понесло.
— Знаешь русских?.. И то, что русские — оккупанты, тоже хорошо знаешь?
— А это — прежде всего! — полоснула она наотмашь.
Боковым зрением я увидела входящего Ионаса.
— Запомни: пацаны наши не хотели умирать на чужбине. К маме им хотелось, домой хотелось, на родину рвались… Но пуля сразила русского парня здесь, не объяснив, почему здесь и за что! Ты не хотела бы умереть в России, а он не хотел в Эстонии…
— Я латышка, — растерянно пролепетала она.
— Неважно! Принесла ли ты хоть раз цветок на могилу русского парня? Забудете, затопчете, предадите забвению могилы тех, кто вас от фашистов спас, — Бог вас накажет…
Я опустила лицо, чтоб не видели слез…
Попрощались с Отто и его женой Верой. Договорились встретиться в Таллине. Мальчик сел рядом с Ионасом, а мы с Маргаритой — сзади.
Вот и остановка — небольшой дом с крыльцом. Мы с подружкой и ее сыном вышли. Ионас нажал на газ.
Мама Маргариты приняла меня очень хорошо.
— Она гостям рада и любит русское кино. Проходи, будь как дома.
Мне отвели отдельную комнату, я наконец легла, и тут же нахтынули мысли об Ионасе. Ни к чему это… Распустилась. Увлеклась… Поставила себе на грудь командировочный приемничек «Селга», тихо плачу, прощаюсь. Больно. Очень больно…
«Ноктюрн», — объявляет голос. Красиво играет квартет. Сердце забилось, да так сильно, что я села. Пошарила глазами по неосвещенной комнате, по колышущимся веткам за окном и пошла к окну… Ты здесь!.. Под окном «наша» машина. Вгляделась, увидела: дверцы распахнуты, кое-где белеют кусочки простыни, свесился плед… Спишь, рыцарь мой? А я лью теплые слезы… Как я люблю тебя!.. И тебя, твою силу и красоту, и Прибалтику… Тихо, сладко, хорошо — пусть хоть на миг.
Легла в постель, но уснула лишь под утро. Как только услышала стук в дверь, сразу догадалась, что это он, Ионас.
— Викторовна! Кофе на столе…
— Сейчас, сейчас! — Я схватила косметичку, одежду и, пряча лицо, рванула в ванную… Облилась хорошенько, навела легкий марафет и вышла. Маргарита подмигнула мне и фальшиво удивилась:
— Представляешь? Ночевал под окнами!
— Знаю! — ответила я и слегка прикоснулась губами к его щеке, как будто впереди были не сутки, а вечность.
Мы с Ионасом словно переболели каким-то недугом, тяжело молчали, не разговаривали. Поблагодарили за угощение, попрощались, Ионас пошел к машине. Ах, дорога, ах, лето, ах, несчастье! Мы как бы уговорились, не уговариваясь. Все ясно.
Большую часть пути ехали молча, иногда говорили о незначительном. Маргарита рассказала мне о трагедии в личной жизни Ионаса. Полюбил молоденькую еврейку, родился сын. Жили счастливо. Захотелось ей в Америку — он ни в какую! Хуторские не уезжают. Страдал. Потом пришел в себя…