— Скорей! Бери пальто, книги и домой!
— Зачем?
— Скорей!
Мы побежали. Вхожу — и что же я вижу: на столе жареный поросенок, сыр, масло, икра красная, конфеты «Мишка», хлеба горы. Я быстренько поздоровалась и бухнулась на стул, разглядывая не виданные никогда яства: ни до войны, ни после войны — никогда…
Хозяйский гость — дядька полный, нестарый, потный. Бутылка водки до половины уже опорожнена. Шампанское взял в руки.
— Ну, за Новый год…
Мне не хотелось шампанского и вообще спиртного, а что поделаешь — это пропуск к еде.
— Родственник? Как вас звать?
— Яков Иванович, — разливая шампанское по граненым стаканам, ответил он.
Мать и обе дочери смотрели на меня с испугом.
— Ну, давайте, — поднял стакан герой вечера.
Девятилетняя девочка — сестра Шурки — старательно выпила крупными глотками шампанское, не зная, что ждет ее, лишь бы угодить хозяину и кинуться на еду. Стали мы хрумкать поросенка с белым хлебом, закусывать «Мишками», снова припадать к икре, сыру, хлебу. За моей спиной стояла кровать. В голове у меня все перекособочилось, я поплыла от стола, успев взять свою тарелочку с поросенком и «Мишками» и поставить на окно. Лбом ткнулась в подушку — и всё…
Доели утром свинину и «Мишек», и — я в институт, а Шура на работу на ватную фабрику. Как нас, помню, вата мучила. Все было в вате. Когда выходили из дому, нужно было время, чтоб обобрать с себя вату.
Чуть было призабыла я «родственника», как, придя домой, вижу молящие глаза хозяйки — матери Шуры.
— Такой морозец мягкий, на выставке так хорошо. Музыка играет… Пошли бы погуляли…
Шурка надевает рейтузы и красит губы.
— Сейчас Яков Иванович придет…
— A у меня свидание, — с сожалением говорю я, думая: «Поесть бы сейчас его, Якова Ивановича, еды…»
— Отмени, — просит мать.
— Отмени, — просит Лидочка.
— Куда она денется! — пыхтит Шурка.
Заскрипели ступеньки — слышна поступь кожаной подошвы. Это белые бурки Якова Ивановича. Входит. Свертки, свертки. Один интереснее другого. Шелестит калька, обнажается богатая еда. Яков Иванович раздевается и заполняет пространство запахом одеколона «Шипр». Хоть бы на пищу не осел этот запах… Всё в момент разложили, но не тут-то было! На стол ставится бутылка вина — это запрет на уход.
— На этот раз слабенькое принес, — сказал Яков Иванович и стал расческой драть густые светлые кудри.
Выпили, хочешь не хочешь. Съели всё до капельки.
— Пойдем, Нонна, на выставку, я угощу тебя мороженым.
— А Шура?
— Поди-ка сюда! — шепчет мне Шурка. — Ты что прикидываешься? Не понимаешь, что все это из-за тебя? Он свататься хочет! Иди!