Спустя несколько минут Тадеуш тоже вошел в гостиную и обнаружил, что кресло, которое он предпочитал другой мебели в этой комнате, уже занято. Элин сняла босоножки и с удовольствием прошлась по гладкому теплому полу из черного дерева, а затем устроилась в глубоком и самом удобном на вид кресле. Она подобрала ноги под себя и поставила локти на один из широких подлокотников, чтобы устроить подбородок на сомкнутых у начала кистей ладонях. Когда их взгляды встретились, девушка широко улыбнулась, чем вызвала подобие улыбки в ответ. Молодой мужчина с плохо скрываемой неохотой сообщил своей светловолосой гостье, что ему нужно переодеться. Его испачканная светлая рубашка на ходу была расстегнута, от чего Элин вспыхнула легким румянцем и принялась рассматривать пол. Тадеуш без каких-либо задних мыслей поднялся на второй этаж по лестнице из темных дубовых досок.
Когда же он вернулся, то не нашел девушку на прежнем месте. Её тонкий силуэт в длинном платье из легкой белой ткани неожиданно вырисовался на фоне широко французского окна. Там, в самой темной части гостиной, где начиналась лоджия и где свет приходилось включать самостоятельно, Адалина очарованно наблюдала за удивительно красивой ночью. Наблюдала и сама не знала того, что завораживает своими чертами не меньше, чем эта ночь.
И теперь, после его вопроса о дружбе, в пространстве повисло ненавистное ожидание. Это чувство раздражало девушку, поэтому она отстранилась и подняла голову вверх, ловя свежий запах стирального порошка. Сейчас на неё смотрел человек, который хотел услышать только один, совершенно определенный ответ. Она готова была дать его тому, кто держит обещания и помогает в трудную минуту. А как же тот, кто при мгновенной вспышке ярости может с легкостью сломать чужую руку?
- Я много раз слышала о том, что…нет, - она слегка покачала головой. – Ты ведь знаешь, каково это – убить человека?
- Я не стану отвечать, – мрачно произнес мужчина.
- Знаешь, - прошептала она в ответ.
Её настойчивая близость и потемневшая зелень глаз выражали решительное требование лучше, чем какие-либо слова. Но то, что он мог рассказать, не предназначалось для таких ушей. Он бы предпочел, чтобы девушка никогда не видела его жестокости, и вообще находилась как можно дальше от любых дел семьи Моор. Сейчас Тадеуш осознавал это так четко, что от нарастающей злобы на самого себя скрипело сердце.
- Когда становишься старше, кое-что начинаешь понимать. И я давно уже понял, что в моем прошлом нет ни черта, чем можно было бы гордиться. Строгость воспитания отец направил на брата, я же рос в атмосфере вседозволенности. Даже теперь не знаю, чего не могу получить в этой жизни, потому что у меня всегда есть всё. И ты, Адалина, не была исключением. Я не скажу тебе, что ты перевернула мое представление об отношении к другим, как видишь, поступаю по-своему до сих пор. Но я многое сделал из того, за что обязательно отвечу, в том числе и за чужие жизни. Это было давно, и это было самое дерьмовое время после моего совершеннолетия, тогда из-за моих выходок пострадало много людей. Про те года ты от меня никогда ничего не услышишь, ясно? Это все, что тебе нужно знать, и больше не спрашивай о подобном.