— Гагушки, гагушки, гагушки! — донеслось до меня, потом показалась девчонка, она шла с пригоршней кукурузных зерен, а за ней семенили голодные гуси.
Вся процессия направлялась к ограде. Время от времени девчонка, дразня гусей, бросала им зернышко, те с шумом набрасывались на добычу, потом снова выстраивались за ней и семенили дальше.
Девчонка — мне даже и в голову не пришло, что это могла быть Эва, — шла босиком, ситцевая юбчонка, из которой она явно выросла, едва прикрывала ее голенастые ноги. Неподалеку от моего укрытия она высыпала наконец кукурузу на землю.
— Эй! — собравшись с духом, крикнул я из-за изгороди.
Она оглянулась. Мне казалось, девчонка должна удивиться, но на вытянутом лице ее было не удивление, а скорее враждебность.
— Чего тебе? — спросила она.
— Ничего.
— Тогда не заглядывай!
— Что, нельзя, что ли?
— Вот дурак, — фыркнула девчонка и отвернулась к гусям.
Я стушевался, но с места не двинулся. Она же, делая вид, будто смотрит за птицей, краем глаза следила за мной.
— Ты все еще здесь?! — раздался вдруг ее раздраженный голос.
— Ага, — совсем уже робко откликнулся я, заметив, что она направляется к дому.
— Я пошла! — через плечо бросила она на ходу.
— Не уходи, постой! — чуть ли не завопил я в отчаянии.
— Ну? — Девчонка остановилась и повернулась ко мне.
— Иди сюда, — осмелел я.
— Зачем?
— Надо поговорить.
Она молча двинулась в мою сторону. Я по-прежнему сидел у ограды на корточках.
— Садись.
Она села и, подоткнув под себя подол юбочки, уставилась на меня. Мне снова сделалось не по себе, я смущенно поглядывал то на ее лицо, то на сдвинутые коленки. Глаза у нее были темно-карие, невозмутимые.
— Давай, это… будем друзьями… — выдавил я из себя.
— Вот дурак, — фыркнула она опять, — да ведь я девчонка, не могу я быть твоим другом.
Ее ответ меня поразил. Я не знал, что сказать, чувствуя, что, вообще-то, она права, но все же не мог согласиться с ней. Мы молчали. Девчонка все так же не отрываясь буравила меня взглядом, потом поднялась, отряхнула подол и таким тоном, будто мы были сто лет знакомы, бросила:
— Ну, пока!
Мне очень хотелось ее удержать, но в походке ее было столько решительности, что я не осмелился это сделать.