— Ну был такой, давно уже. Лет тридцать, наверно.
— Больше сорока лет назад он тогдашнего сотника своими руками зарезал, у всех на глазах. За то, что тот сотню чуть не под полное истребление подвел. А потом приказал каждому из оставшихся ратников по пять холопок обрюхатить, а детей самим воспитывать, чтобы, значит, пополнение выросло. А попу, который ему пенять за это надумал, с одного удара три зуба вышиб.
— Сотника… ничего себе! Это что же, мой отец от холопки мог родиться?
— Неважно, что от холопки, — отозвался Илья наставительным тоном, — важно, что от ратника и ратником воспитан!
— Так и сам Корней…
— Нет, Лисовины свою кровь чтят, непростая она.
— Как это? — не понял Афоня. — Что значит «непростая»?
— Ну, во-первых, у них в каждом колене какая-нибудь из баб обязательно двойню рожает. Вот у Корнея первенцами были Фрол и Лавр.
— Имена! По трезвости и не выговоришь.
— По пьянке еще труднее, — со знанием дела пояснил Илья — Это ему поп тот так отомстил, сейчас-то имена детям сам выбираешь, а тогда строго было: поп в святцы заглянул да и окрестил, родителей и не спрашивал. Болтали, что Агей его за это еще раз отлупил и проклятия не побоялся. Ну а у Фрола и Лавра тоже по двойне рождались. У Фрола сначала две девки — Анька и Машка, потом вот Михайла, потом младшие — Семен и Евлампия, а у Лавра первенцы — Кузьма и Демьян.
— Слушай, а почему Корнея еще Корзнем кличут? — не в тему перебил обозника Афоня.
— Ты только при нем не помяни, не любит он.
— Да знаю я, любопытно просто.
— Тут три разные истории рассказывают, какая из них вернее, не знаю.
Чувствовалось по голосу, что Илья сел на любимого конька, можно было быть уверенным, что озвучены будут все три версии.
— Первая история совсем простая. Вроде бы добыл Корней в бою с ляхами дорогое корзно — плащ княжеский — и долго в нем ходил и величался. Отсюда и прозвище.
Вторая история смешная. Будто бы еще ребенком совсем малым залез Корней из шалости в корзину с бельем, а бабы ту корзину на речку полоскать понесли. Он сидел, сидел, а потом как заорет дурным голосом. Бабы напугались да корзину в речку и уронили. Вот он в корзине плывет и орет, уже не каверзы ради, а от страха. Ну и стали корзинкой дразнить, а потом как-то в Корзня превратилось.
А третья история опять про ляхов. Сошлись как-то две рати — наша и ляшская, и так вышло, что ни у нас, ни у них интереса к битве нет, а разойтись миром зазорно, вроде как испугались. Стоят, стоят, а делать-то что-то надо. Стали с той и с другой стороны молодцы выезжать и соперников вызывать на поединок. Сначала все поровну получалось: то наш одолеет, то их. А потом вышло так, что оба поединщика убитыми оказались: столкнулись, и оба насмерть.