Рыцарь встал, ощупывая рану на боку:
— Я был мертв, а теперь живу.
Благослови, Господь, доктора, Георгия и жену.
Дай мне мяса, апельсинов, пива.
Веселой Пасхи вам, друзья, счастливо!
Ряженые собрались уходить, и вдруг из дальнего угла комнаты послышался звук удара. Улыбки исчезали с лиц актеров, и они исчезли один за другим, оставив святого Георгия, который произнес:
— Есть тот, кто не поет и не танцует.
Хэнни схватил меня за руку. Он помнил, кто должен был выйти следующим.
Еще один актер, тот, что прибыл, закутанный полностью в черный плащ, вышел на сцену, держа единственную свечу на уровне груди, так что она освещала снизу его лицо. Оказавшись посередине круга, он поднял руку и сдернул капюшон. В отличие от остальных его лицо было ярко-красного цвета, как почтовый ящик[27], а из лысой головы торчала пара рогов. Это были настоящие оленьи рога, прикрепленные каким-то совершенно незаметным устройством.
— Я знаю этого типа, — шепотом сказал отец Бернард и слегка пихнул меня в плечо.
— Здесь я, чтобы попрощаться.
Дьявол Даут, прими поклон.
Душам в Ад пора спускаться.
Бог-отец, да где же он?
И когда актер улыбнулся и затушил свечу, я почувствовал, что рука Хэнни выскользнула из моей руки.
* * *
Я нигде не мог найти брата. В спальне его не было. Не было его и во дворе, — уже стемнело, а он один никогда не выходил. Я обошел весь дом, проверяя все закоулки, где Хэнни любил прятаться: за старинным пианино, в широкой нише окна за шторами, под ковриком из тигровой шкуры.
Я заглянул на кухню, надеясь, что, может быть, Хэнни отправился туда за едой. И там я нашел Паркинсона, который разговаривал с одним из ряженых. Тот, раздетый до пояса, неистово тер лицо фланелевой тряпкой. Вода в раковине стала чернильно-черного цвета. Его облачение лежало на столе вместе с фальшивыми усами и шпагой. Я поставил поднос на стол, а он, растерев лицо досуха полотенцем, как раз направился к столу взять рубашку. И я увидел, что это пожилой компаньон Паркинсона и Коллиера, которого мы впервые увидели в день нашего приезда в «Якорь». Сейчас его лицо приобрело здоровый розовый цвет и излучало жизненную силу человека намного более молодого.
— Ну не чудо ли это! — воскликнул он, встряхнув меня за плечи. — Чудо, — повторил он Паркинсону, который улыбнулся и кивнул.
— Вот так помирал от пьянства мистер Хейл, — сказал Паркинсон.
Хейл. Это было имя из того списка в конверте, который Хэнни принес из «Фессалии».
Я повернулся, чтобы уйти, но Паркинсон снова заговорил:
— Вот уж не думал, что такой хороший мальчик-католик, как ты, откажется от чуда так запросто.