— Бега? — переспросила она. — По траве и дорожкам? В смысле, бег трусцой?
— Лошадиные бега, — сказал я. — И собачьи. Бега борзых. В этом роде.
Она нахмурилась. Она этого не одобряла. Ей хотелось, чтобы он был таким, каким никогда не будет.
— И сигареты, — продолжал я. — Он любит «Мальборо лайт», постоянно их курит, хотя я считаю, что в один прекрасный день его кто-нибудь остановит. Но не я и не ты. Это будет женщина. Или ребенок. И он бросит курить ради них. Из-за любви к ним.
— Я хотела, чтобы мы вместе занимались тем, что ему нравится, — мрачно проговорила Джина. — Но что я должна теперь делать? Купить ему пачку сигарет и отвести в букмекерскую контору?
— Да, это сработает, — ответил я. — Для радости им требуется немного, Джина. Дети — им надо совсем мало. Только твое время. Твое внимание. Один человек сказал мне: «Им нужна твоя любовь больше всего тогда, когда они меньше всего ее заслуживают». Думаю, он говорил именно об этом трудном возрасте. Когда они вдруг превращаются в незнакомцев.
На балкон неторопливо вышел мистер Вселенная. Он большими глотками пил из пластикового стакана оранжевый протеиновый напиток. Думаю, он запросто мог щелкать орехи, зажав их между бицепсами. Я был чрезвычайно впечатлен.
— Не сейчас, — резко сказала Джина и махнула, чтобы он ушел.
— Совсем недавно начались девочки, — сказал я. — Думаю, он потерял невинность с Элизабет Монтгомери. Она его бросила, но мне кажется, она до сих пор ему нравится. — Я пожал плечами. — Я понимаю, что ты имеешь в виду, когда говоришь, что больше его не узнаешь. Это правда. Что-то меняется, когда они становятся подростками, и ты борешься за то, чтобы снова увидеть своего малыша. Прелесть. Чистота. Но все это остается в них, надо лишь вглядеться повнимательнее.
Я посмотрел на часы. Пора было ехать.
— Он чудесный мальчик, Джина. В нем просто море доброты. Надо просто заглянуть за поверхность, за все смены настроения, за «Мальборо лайт», за курение марихуаны в домике для игр, за всю чепуху, из которой он уже вырос, и ты увидишь, что он просто чудесный мальчик, который становится чудесным мужчиной.
Я взглянул на нее и почти увидел ту девушку, которую когда-то любил.
— Это как старая песня, — сказал я. — Знать его — значит любить его. Проблема в том, что ты его не знаешь.
При этих словах она гневно вспыхнула, и, как ни странно, в этот момент я увидел Пэта в ней.
Когда ему было четыре года и его мать ушла и было ясно, что к ужину она не вернется, он смотрел на свое милое лицо в зеркало заднего вида моей машины.
— На кого я похож? — спросил он меня.