Примером семьи с «правильным» разводом для нас были Уолтоны. Или Джексоны. Маленькая разведенная семья в прериях[2]. Они были такими, какими хотелось быть нам самим и какими мы никогда не будем.
Семьи, в которых развод был «правильным», — мы с трудом могли смотреть на них. Потому что мы ничего не хотели больше, чем подобной жизни. Я и мой мальчик.
Мы никогда не просили о многом. Жить, как живут другие. Остаться людьми после развода. Немного любви, чтобы выжить после того, как любовь ушла.
Мечтать не вредно, парень.
Домой я вернулся в полночь. Слегка подшофе.
Я едва притронулся к ужину — жесткому цыпленку за пять сотен, — и теперь в животе бурчало, а голова кружилась, потому что я выпил больше, чем собирался. Галстук-бабочка развязался и съехал набок. На атласном отвороте смокинга осталось пятно от крем-брюле. Откуда оно тут взялось, черт побери?
Завтра учебный день, и Пэту уже полагалось лежать в кровати, как остальным членам семьи. Но он сидел за столом в гостиной, разложив вокруг себя учебники, и корпел над домашним заданием по японскому. Я вошел в комнату, стараясь идти прямо, чтобы не выдать своего состояния, и он отбросил с глаз прядь волос.
Он всегда ужасно злился, когда считал, что я выпил больше, чем нужно.
— Продолжаешь праздновать? — спросил он, постукивая по столу шариковой ручкой.
Я вдруг осознал, что несу в руке сумку с бутылкой шампанского и чем-то еще. Я заглянул внутрь. «Что-то еще» было сияющим золотым ухом, укрепленным на подставке из стекла и хрома. Моя награда. Награда за шоу. Я поставил бутылку и приз на стол, стараясь не задеть домашнюю работу Пэта.
— Поздравляю, — проворчал он, слегка смягчившись. — Шоу победило. Ты победил.
Но он снова нахмурился, увидев, что я снимаю фольгу с горлышка бутылки.
«Один стаканчик перед сном», — подумал я.
— Разве завтра шоу нет? — спросил он. — Я думал, у тебя завтра съемка.
— Я буду в полном порядке.
— А я думал, с возрастом похмелье переносится тяжелее.
Я снял фольгу и теперь возился с проволочкой.
— Так говорят.
— Значит, тебе действительно должно быть тяжело, — резюмировал он. — Тебе уже сорок.
Я остановился и взглянул на него. На его лице была ухмылка, которая всегда выводила меня из себя.
— Но мне еще нет сорока, — возмутился я. — Всего лишь тридцать девять лет и девять месяцев.
Он поднялся из-за стола.
— Тебе почти сорок, — повторил он и сердито выдохнул, как умеют только подростки.
Он вышел на кухню, я поставил на стол неоткрытое шампанское. Все верно. Завтра эфир. Распить бутылку посреди ночи не самая лучшая идея.
Пэт вернулся со стаканом воды и протянул его мне.