— Ты просто не хочешь, чтобы в этом был смысл.
— Её убила болезнь? Что-то я ни разу не видел, чтобы её тошнило, я работал на её вилле. И она только однажды не встала с постели, потому что… — Арин запнулся, вспоминая, как она прихрамывала. Как она вышла на дуэль ради него, и пострадала.
Он опустил щётку.
Арин уже проходил это. Он потратил на это всё время: придумывал сказки о Кестрел, описывающие её перебинтованное колено, то, как она поцеловала его той ночью, когда открыла дверь, разделив ею сад на крыше наполовину. Он увидел из окна своих покоев, что дверь не заперта. Он ждал, пульс зачастил. Такие мгновения, как раз перед тем, как она вновь захлопнул дверь, преследовали его в столице, заставили его додумывать детали. Прекрасные, заманчивые развития событий. Помнится, он даже задавался вопросом, не она ли была Молью Тенсена.
— Перволетний день был около месяца назад, — услышал он собственный голос.
Джавелин зафыркал и начал перебирать копытами. Он изогнул шею, чтобы уткнуться лбом Арину в грудь.
Сарсин открыла было рот, чтобы заговорить.
— Прошу, уйди, — сказал Арин. — Я ответил на твой вопрос. Я хочу побыть один. Мне нужно подумать, — добавил он, хотя и сам толком не знал о чем.
Когда она ушла, Арин запустил пальцы в гриву лошади. Кестрел любила Джавелина, но все равно бросила его.
Арин вспомнил, как она пропускала руку через гриву коня и накручивала на пальцы жёсткие волосы. Это напомнило ему немного необычную длину между мизинцем и большим пальцем, когда её ладонь охватывала октаву на пианино. Родинка чёрной звездой. Он вновь увидел её в императорском дворце. В её музыкальном зале. Он лишь однажды видел этот зал. Где-то месяц назад, как раз перед Перволетним днем. Рукава ее синего платья застегивались на запястьях.
Что-то дернулось внутри. Какое-то неявное беспокойство.
— Ты поёшь?
Это были её первые слова, сказанные ему в день, когда она купила его.
Тошнота подступила к горлу, прямо как тогда, когда она задала ему этот вопрос, отчасти по той же причине.
У неё не было акцента. Кестрел говорила на безупречном геранском, словно тот был её родным языком.
* * *
— Я рассказал вам все, что знал, — сказал посланник.
По дороге к своей бывшей детской, его чувство тревоги сменилось настоящей паникой при мысли о том, что он может не застать там того мужчину, что придется его разыскивать и что столько времени упущено… но стоило Арину постучать, как посланник почти сразу же открыл ему.
— Я задавал тебе не те вопросы, — сказал Арин. — Я хочу еще раз тебя расспросить. Ты сказал, что заключенная просунула руку между решетками повозки, чтобы отдать тебе моль.