Кто-то перенес её на кровать. Не Сарсин.
Было темно, но тускло горела лампа. Кресло пустовало.
Она лежала, свернувшись на боку. Спина ныла от тупой боли. Неприятно жалили несколько глубоких отметин. В тундре она не особо обращала внимание на боль, потому что всё ещё находилась под воздействием наркотиков. Теперь их не осталось в организме, и тошнота вместе с тягой к яду были просто ужасными.
Боль вгрызалась в неё до самого сердца. Кестрел бросила взгляд на пустое кресло.
Ей пришло в голову, что после последнего раза, когда она проснулась ночью, он решил, что лучше будет держать дистанцию.
Ей пришло в голову, что холодок, который она ощущала, был ни чем иным, как чувством брошенности.
Она злилась на саму себя, на свое замешательство. Да кто она такая, чтобы позволить себе бойкотировать человека, спасшего ей жизнь, а потом еще и чувствовать себя обделенной из-за его отсутствия?
На самом деле она была не единой личностью, а двумя разными людьми. Кестрел прежняя и нынешняя, две половинки расколотой кости, которую теперь пытаются соединить.
Она повернулась на бок, лицом к стене, и протянула руку, чтобы коснуться, впервые, рубцов на спине. Сморщившейся плоти. Длинных зарубцевавшихся шрамов. Коснувшись, она отдернула руку и прижала её к груди.
«Засыпай», — приказала она себе.
Ей больше не нужна доза ночного наркотика. Не то чтобы… Мысли об этом ещё вызывали в теле тоску. Если бы кто-нибудь сейчас предложил ей порцию, то она залпом выпила бы её.
* * *
На следующий день (по крайней мере, Кестрел думала, что это было на следующий день, хотя казалось вполне возможным, что она могла проспать несколько ночей подряд), Сарсин помогла ей дойти до столовой. На столе лежали плоды илеа, хлеб, чай, молоко, связка железных ключей, и еще какой-то предмет, завернутый в муслин. Большой. Несуразный на вид кулёк. Он лежал рядом с ключами во главе тарелки.
— Это тебе, — сказала Сарсин.
— Сейчас Нинаррит? — Иноземное слово само пришло к ней на ум и сорвалось с губ. Древний геранский язык, вспомнила она, который был таким же древним, как их собственный. Никто давно на нем не говорил, но несколько слов сохранилось. До войны геранцы обычно дарили друг другу подарки на Нинаррит. Это был праздник.
— Нет. — Сарсин внимательно посмотрела на девушку.
— Что?
— Странно, что ты это помнишь.
— Кое-что я помню.
— Прошло одиннадцать лет с тех пор, как мы праздновали Нинаррит.
— Что это слово означает?
— Оно состоит из соединения двух слов: «сотня» и «свечи». Этот праздник знаменует последний день, когда боги жили среди нас. Мы празднуем надежду, уповая на их возвращение.