— Моей или твоей?
— Личная безопасность меня волнует настолько, насколько тебя волнует собственная.
— Значит, и его.
— Идёт война. Безопасность многих людей под угрозой.
— Если ты ведёшь безопасную войну, то проигрываешь, — сказала она, а затем смутилась. Очевидно, что эти слова принадлежали не ей. Они принадлежали человеку, который очень хорошо знал, что такое война и с радостью делился с ней своими наблюдениями.
Кестрел покачала головой. Она не хотела думать об этом. У неё кружилась голова, кололи невидимые иглы. Она сосредоточилась на принце: его увечьях, подведённых тонкой линией глазах.
— Откуда ты так хорошо знаешь мой язык?
Рошар приподнял брови.
— Я хотела сказать, его. — Она понимала, что геранский не был ей родным языком. Однако она почему-то чувствовала, что это не совсем так.
— Я был порабощен твоим народом. А потом меня продали в эту страну.
Она вновь посмотрела на его отсутствующий нос, на срезанные, как у рептилии, ноздри.
— Это они с тобой сделали?
Он улыбнулся во все зубы.
— Я знаю, что так поступали с беглецами, — заговорила Кестрел, пытаясь разобраться, правдивы ли её воспоминания. — Но не помню, чтобы видела, как это происходит.
— Тебе вряд ли бы это удалось. Ты же леди. Это часть привилегий — не приходится смотреть на уродство.
— Ты не урод.
— Ну что за прелестная лгунья.
— Пока не улыбаешься. Тогда ты похож на ухмыляющийся череп. Ты делаешь это намеренно.
— А, значит, не так уж я и мил.
— А я не лгунья.
— Но ты была ею. И из того, что я слышал, очень хорошей. Кто сказал, что ты не лжешь о потере памяти?
Она наградила его взглядом такой лютой ненависти, что он отпрянул. Зажужжали осы.
— Должен признать, — сказал он, — порой я обижаю, но не нарочно. Это как моя улыбка.
— Это не извинение.
— Принцы не извиняются.
В мгновение ока, одним быстрым движением, кинжал в её руке оказался у его горла. Рошар, ощерясь, запрокинул голову.
— Извинись, — сказала она.
— Не думаю, что дать тебе кинжал, было мудрым решением. Ты какая-то нервная.
Кестрел прижала кинжал сильнее. Рошар отступил назад. Она сделала шаг вперед.
— Все говорят, что я совершала чудовищные поступки. Предала свою страну ради высшего блага. Я была такой благородной. — Её рот скривился в иронической усмешке. — Бедняжка. Бедная Кестрел, ах, эти её никчемное слабое тело и пустой разум. Зачем мне сейчас лгать?
— Чтобы мучить его.
Вздрогнув, она опустила клинок.
— Ты его мучаешь, — повторил Рошар.
— Вот для чего ты здесь. Чтобы защитить своего друга от меня?
На этот раз улыбка Рошара была простым изгибом губ.
— Мне ничего от него не нужно.