Чтобы не привлекать внимания к этому месту, Анжель прошла вдоль стены. Какой-то узор был вырезан на дереве, Анжель с изумившей ее саму легкостью прочла: «Приидите ко мне… И аз упокою вы…» Да, верно, это тоже гудит забытая память, если слова чужого языка понятны ей, но эти слова понял бы сердцем человек любой нации! Бог – последнее пристанище, где в пору и не в пору человек преклонит страннический посох свой. Анжель простерла руки к надписи, умоляя Всевышнего простить ее за все, что содеяно на этой земле, в храме сем…
Короткий вздох прервал ее мольбу. Анжель, встрепенувшись, успела увидеть, как темная фигура проворно отпрянула в тень, однако и из тьмы достигал лица Анжель жгучий взор незнакомца. Она не сдержала короткого вскрика, но тут же, спохватившись, зажала рот ладонью. Поздно – Лелуп уже оказался рядом.
Он видел в темноте, подобно дикому зверю, и ринулся вперед, в непроницаемую тьму. Послышались звуки потасовки, набежали на шум другие французы, и Лелуп вскоре появился в свете костра, утирая окровавленные губы и чудовищно ругаясь, а за ним его сотоварищи волокли какую-то высокую фигуру в рваной черной рясе. Сквозь лохмотья проглядывало поджарое мускулистое тело, однако, не замечая своей полунаготы, монах старательно прикрывал капюшоном лицо.
– А ну, чего прячешься? Покажи-ка свою рожу! – рявкнул Лелуп, однако Туше схватил его за руку:
– Черт с ним! Может, у него обет скрывать лицо? Помните, в Испании мы сожгли монастырь, в котором все монахи дали обет молчания на всю жизнь? Ну уж и орали они, когда горела их обитель!
– Ты предлагаешь его сжечь? – усмехнулся Лелуп, и Анжель передернуло.
– Нет, – вкрадчиво протянул Туше. – Я предлагаю взглянуть на его крест. Я знавал в Москве двух-трех русских толстобрюхих священников, у которых кресты были украшены очень и очень недурными камешками.
– Видать, религия – твой конек. Надо полагать, ты не замедлил забрать эти кресты? – Лелуп проворно обшарил рваную рясу, но не нашел ничего, кроме потемневшего от времени серебряного крестика, который отшвырнул с презрением. – Осечка! – хмыкнул Лелуп. – Ну-ка, Туше, напряги мозги, что ты еще знаешь о монахах?
Туше пятерней поскреб засаленную голову.
– Что тебе сказать? – произнес он раздумчиво. – Помнится, одному священнику мы спалили бороду, чтобы лучше расслышать, где он прятал церковные сокровища.
Глаза Лелупа сверкнули:
– А вот мне кажется, что этому придурку мешает говорить капюшон на его башке. Что, если снять с него рясу, но, дабы рук не пачкать, зажечь ее?
Анжель тихо ахнула, и быстрый, как молния, взгляд из-под капюшона пронзил ее. Сердце забилось в горле, да так, что она едва могла дышать, с трудом разомкнув губы, чтобы вымолвить: