– Понтонеры, – прохрипел Гарофано и сотворил крестное знамение. – В воде! В такой лютый холод! О Пресвятая Мадонна, да ведь все они станут жертвою своего самоотвержения! Они уже мертвецы, которые пытаются спасти армию…
– Мы тоже скоро станем мертвецами, если не переправимся через этот мост сегодня же, – перебил его Оливье.
– Жаль, не удалось пристроиться в хвост императорским полкам! При них тут был хотя бы относительный порядок. – Он кивком головы указал на стройные ряды, чинно шествовавшие по мосту.
– Старая гвардия! – протянул Гарофано. – «Московские купцы», голубчики! Ей-богу, ежели был бы мост на тот свет, они и по нему маршировали бы, как на параде! Нет, это не про нас. А вот наш друг Лелуп наверняка топает сейчас со своими товарищами – кум королю. Слышь, – обернулся он к Анжель, – не подбросила бы карту Оливье – уже была бы на том берегу!
– Если бы Лелуп раньше не сбросил ее прямиком в Березину! – сердито пихнул его в бок де ла Фонтейн, ревниво поглядывая на Анжель, но она с таким ужасом стала всматриваться в ряды шедших по мосту, что у Оливье отлегло от сердца, и он нашел холодные пальцы Анжель и поднес их к губам.
Гарофано хмыкнул и покачал головой, с недоумением поглядывая на своего товарища. Санта Мария, что с ним происходит?! Гарофано, предпочитавший пухленьких, бойких на язык неаполитанок, не мог понять, что де ла Фонтейн нашел в этой, прямо скажем, полковой шлюхе, от чего потерял голову.
Гарофано зевнул, огляделся, размышляя, как бы это им половчее втиснуться на мост, и вдруг ахнул:
– Император! Смотрите, император!
Оливье и Анжель привстали на стременах, вглядываясь в группу людей, одетых с особой пышностью. Анжель обратила внимание на высокого, очень красивого человека. Он вел свою лошадь в поводу, поскольку верхом было опасно ехать: мост оказался настолько непрочным, что трясся под колесами каждой кареты, словно вот-вот развалится. Более этот человек ничем не напоминал других. Костюм его был вызывающе нарядным и совсем не вязался с обстановкой, особенно с трескучим морозом. С открытым воротом, в бархатном плаще, накинутом на одно плечо, с вьющимися волосами и в черной бархатной шляпе с белым пером, он больше походил на героя из мелодрамы, чем на военного.
– Император очень красив. И держится бодро! – пробормотала Анжель, но Оливье, проследив за ее взглядом, усмехнулся:
– Вы не туда смотрите, дорогая. Это Мюрат, неаполитанский король и любимец женщин. Как говорят русские, ему все – как с гуся вода. А император – вот он.
Оливье указал на невысокого человека в бархатной куртке на меху и такой же шапке, с длинной тростью в руке. Анжель разочарованно вздохнула: лицо императора показалось ей вполне заурядным. Видно было, что он замерз, но старался держаться с достоинством. Взмахами руки он торопил переправу: понтонеры из воды кричали, что лед начинает трескаться и мост вот-вот рухнет.