Офис отоларинголога оказался на 7-м этаже.
По пути наверх я навел ужаса на посетителей приемного покоя, через которое я прогарцевал своей чудненькой гусиной походкой. Потом – на ожидавших лифта. Ближе к цели – на больных из соседнего хирургического отделения.
В своей жизни мне довелось сыграть много ролей в школьно-университетской художественной самодеятельности. А также выступать во многих амплуа, иногда совершенно мне не свойственных. Однако настоящий зрительский успех, я это понял, пришел ко мне только во время поездки в госпиталь Святого Фрэнсиса города Трентона. Какой там Соломон Михоэлс со своим королем Лиром! Забудьте про успех Сары Бернар! Только Лев Трахтенберг заставлял публику дрожать от одного лишь взгляда! Вот уж права была глыбища из Стратфорда-на-Эйвоне, говоря, что весь мир – театр и люди в нем актеры. Добавлю – иногда совершенно неожиданно для самих себя.
Почувствовав заново проснувшийся талант, я решил немного поразвлечься. На обратном пути к зэковозке осмелевший узник перестал прятать глаза и смотреть себе под ноги. «ОК, – подумал служитель тюремной Мельпомены (скорее – Терпсихоры, поскольку разговаривать мне запрещала «Инструкция»), – если вы видите во мне бунтовщика Степана Разина или Емельяна Пугачева перед четвертованием, так я и буду вести себя соответственно! Поберегись, короче! Сарынь на кичку![723]»
Приняв решение, я, насколько было возможно, выпрямил спину, развернул плечи и начал нагло пялиться на окружавших.
Я слегка поворачивал голову и на секунду замирал. Незаметно для сопровождавших меня охранников, но весьма заметно для благодарной публики.
При этом, самое главное, я строил жуткие рожи. Свирепые и безумные. Как и положено «особо опасному» заключенному.
Успех был настолько ошеломляющим, что сопровождавшие меня дуболомы занервничали. Начали меня поторапливать. Приказали перестать крутить головой и смотреть только вниз. Даже посадили в инвалидное кресло-каталку, только бы быстрее преодолеть извилистые больничные коридоры и 200 метров до полицейского ландо.
Так я и показался на выходе из госпиталя – сидя в коляске и таинственно улыбаясь. Как Ф.Д.Р.[724] в окружении агентов секретной службы после удачно завершенной союзнической встречи в Ялте.
На время забыв (скорее, до конца не осознав), что мне только что наговорил доктор. Отчего у меня несколько подупало настроение, свойственное заключенному «отпускнику»…
…Отоларинголог был мил и, кажется, не обращал внимания на мой «status quo»[725]. Чем сразу же к себе и расположил. Пожал руку, похлопал по плечу, обратился по имени (а не по фамилии или номеру), спросил об арестантском житье-бытье. Посочувствовал. Спросил, когда на волю.