Если бы мне там, за решеткой, сказали, что такое возможно, я бы рассмеялся или в крайнем случае – скептически ухмыльнулся. Конечно же, я понимал, что рано или поздно я выйду на свободу, но по поводу моего послетюремного будущего планов не было абсолютно, все казалось невозможным или неосуществимым, денег не осталось ни цента в самом прямом смысле этого слова. А уж мечтать о зарубежных поездках по делам или на отдых я просто не мог.
Однако «глаза страшатся, а руки делают». Я малюсенькими-малюсенькими испуганными и одновременно восхищенными шажками начал движение вперед, стараясь не вспоминать о четырех с лишним годах, проведенных на нарах с дядей Сэмом.
К редактированию своих тюремных записок я не мог подойти четыре года после освобождения – меня просто начинало потрясывать. Иногда достаточно сильно, как и смотрящий на меня костариканский вулкан.
Сейчас вы дочитали мой тюремный роман. Наверное, вы остались в легком недоумении – книга показалась незаконченной, требовалось продолжение или по крайней мере – окончание. И вы совршенно правы, ибо две последние главы, которые я писал в карцере, у меня конфисковали до того, как я успел переслать их на волю. Давайте просто вспомним повесть «Мальчик Мотл» великого Шолом-Алейхема, которая тоже осталась незаконченной, или сожженный второй том «Мертвых душ» Гоголя.
Сравнивая себя с классиком литературы, я немного успокаивался, что мой «титанический» труд так и остался без окончания. Дописывать после Форта-Фикс я не мог, не хотел, и у меня на это уже просто не было времени – мне нужно было тупо зарабатывать себе на жизнь и в очередной раз все начинать с нуля.
Но все-таки я вам расскажу, о чем были те последние главы.
Одна из них рассказывала о тюремном бунте, вызванном приходом нового коменданта и совершенно неоправданным ужесточением режима. В тот месяц мы просидели под замком почти три недели, людей переводили в другие тюрьмы, в Форте Фикс хозяйничал спецназ, а карцер был переполнен.
Вторая исчезнувшая глава посвящалась как раз тому самому карцеру, куда меня периодически отправляли на перевоспитание за написание только что прочтенной вами книги. Я никогда не забуду это страшное помещение, где даже в душ тебя водили в наручниках, еду подавали через «кормушку», выпускали на прогулку на 45 минут раз в неделю и где я иногда спал на полу рядом с унитазом, поскольку в двухместном каменном мешке иногда оказывалось по четыре человека.
Так что считайте, что вы знаете, чем на самом деле завершилась моя книга. Хотя бы условно…
… В последние месяцы перед выходом на свободу время для меня остановилось. Я не зачеркивал дни в календаре, как это делали многие другие зэки, или не пытался сбросить накопившийся за время отсидки вес. На самом деле, я был в лучшей физической форме как до, так и после тюрьмы.