Перед ним расстилалась бескрайняя жизнь, похожая на такое же бескрайнее темное поле, и он не чувствовал ни радости, ни желания это поле перейти. И не знал, каким огоньком оно могло бы осветиться. Огонек, зажигаемый женщиной – неважно, умна эта женщина и начитанна, как Ира, или наивна и не искушена пустой ученостью, как Катя, – для этого явно не годился.
Игорь прикрыл глаза. Голова болела сильно – последнее ухудшение, которое, он видел, врачи не могли объяснить, снова сделало головные боли привычными. Спать он не собирался, просто надо было сказать Ире хоть что-нибудь, что заставило бы ее уйти. Или не Ире, а Кате?.. Они перепутались в его пульсирующем болью сознании, и неважно оказалось, что они совсем разные, ничем друг на друга не похожие.
Вдруг в этом болезненном смешении, творившемся в его голове, что-то заскрипело. Игорь открыл глаза. Перед глазами плясали очень светлые пятна. Одно из них приблизилось и приняло очертания женской фигуры. Да что ж это такое, они просто преследовать его взялись сегодня! Игорь прищурился, пытаясь разглядеть, кто из его женщин вернулся – Ира, Катя?
Но, сфокусировавшись, размытый женский образ не сделался узнаваемым. Прежде чем Игорь успел спросить, зачем пришла эта женщина, кто она хотя бы, – она спросила его сама:
– А почему лед на лоб не положите? У вас же голова болит.
Пульсирующие вспышки перед глазами стали послабее. Как будто разлетелись от ее голоса. Игорь разглядел ее получше. Разглядывать было, правда, нечего, разве что плечи с рассыпанными по ним светло-золотыми волосами. Повернувшись к Игорю спиной, она открывала холодильник и что-то оттуда доставала. Волосы были красивые, как у феи из сказки.
Когда женщина обернулась, стало ясно, что на фею она совсем не похожа. Выражение ее глаз было таким, какого не бывает у фей. Впрочем, что это он? Откуда ему знать, какое у них бывает выражение, если их самих на свете не бывает!
Она подошла к кровати. В руке у нее был резиновый пузырь со льдом. Игорь и не знал, что такие предметы имеются у него в холодильнике. Она сняла со спинки кровати полотенце, завернула в него пузырь и сказала:
– Положите на лоб. Легче будет.
Прежде чем Игорь успел что-нибудь сказать, она сама положила сверток ему на лоб. Он машинально придержал сверток рукой, наткнувшись в этом случайном движении на ее руку. Рука показалась ему маленькой и крепкой. Впрочем, он не успел этого разобрать.
– Вы медсестра? – спросил Игорь.
И с изумлением расслышал интонацию, с которой задал этот вопрос. В последний раз он задавал вопрос с такой интонацией, когда ему было пять лет. Тогда он заболел корью, лежал в многодневном жару и страшно переживал о том, что не попадет на главную елку Брюсселя вовремя, именно в тот момент, когда к этой елке приедет Санта-Клаус. Вообще-то папа с мамой уже возили его из Люксембурга, где папа работал послом, в Брюссель и показывали скульптуру писающего мальчика. Но что мог значить какой-то мальчик по сравнению с настоящим Санта-Клаусом, который приедет на елочную площадь на настоящих лапландских оленях! Он-то приедет, а вот Игорь – нет, и никогда, никогда в жизни его не увидит!