Честный и мужественный ответ поразил царя.
— Спасибо за правду, — милостиво поблагодарил он и что-то шепнул Дибичу.
Генерал сказанное царем быстро записал в книжечку.
Татаринов на ходу шепнул Аносову:
— Полагаю, вас представили к награде…
Вечером Александр пожелал ознакомиться с жизнью иноземных мастеров. Дородный кучер Илья подал к подъезду временной царской резиденции экипаж. Александр предложил Татаринову поехать вместе с ним на Большую Немецкую улицу. Начальник горного округа, отличаясь невероятной тучностью, еле взгромоздился в экипаж. Под огромной тяжестью рессоры сдали и экипаж так осел, что ноги царя оказались почти на земле. Император развеселился. Пришлось подать начальнику крепкие, устойчивые дроги, на которых он и поехал вслед за царским поездом.
Остановившись перед опрятными светлыми домиками, царь вышел из коляски и в сопровождении свиты и Татаринова стал заходить в квартиры клипгентальцев. Он охотно вступал в беседы с немецкими мастерами, выслушивал их жалобы, в такт покачивая головой. Александр сдержал свое слово и зашел к Крейнштоку, у которого остался завтракать. Белокурая толстая немка смущалась и краснела под пристальным взглядом царя и прятала под фартук большие потные руки. Остроносый немец, воздев кверху руки, вздыхал:
— Майн гот, как я щастлив, фаше феличество!
Под восторженные восклицания колонистов император покинул Большую Немецкую улицу, приказав — выдать из государственной казны каждому из хозяев посещенных им домов по пятьсот рублей ассигнациями.
При выезде из Большой Немецкой улицы к царской карете бросился обрюзглый клингенталец и, держа на голове лист бумаги, закричал:
— Фаше царское феличество, есть один жалоб…
— Что это значит? — спросил император генерала Дибича.
— Немец жалуется, ваше величество!
— Принять жалобу и учинить следствие. Нехорошо притеснять иностранцев! — резко сказал царь.
Карету остановили, и Дибич взял жалобу немецкого мастера.
Вечером генерал вызвал Аносова на допрос.
— Почему вы допустили небрежное отношение к иностранным мастерам? строго спросил он.
Павел Петрович пожал плечами:
— Но я не знаю, в чем моя вина.
Дибич выразительно посмотрел на горного офицера и сурово сказал:
— Они жалуются на то, что вы не вставили двойные рамы в окнах их квартир!
— Ваше превосходительство, я не обещал этого делать. Мои обязанности заключаются в другом. Вставлять двойные рамы — это их личное дело! спокойно, но решительно ответил Аносов.
— Но вы могли это сделать хотя бы из уважения к таким великим мастерам! — более мягким тоном сказал Дибич, и в голосе его прозвучала легкая ирония.