Павел Петрович предвидел трудности и всю зиму находился на Арсинском заводе. Изредка он заезжал домой, прокуренный дымом, усталый и пыльный, и, наспех перекусив, уже бежал на оружейную фабрику. Татьяна Васильевна умоляюще смотрела на мужа:
— Павел, ты бы пожалел себя! Отдохни с дороги!
Но Аносова не тянуло к домашним делам, он торопился к литейщикам, где его поджидал Швецов.
В тревогах и в непрерывной работе прошла зима. Наступил март. Косы были готовы. Вскоре пришло уведомление департамента о предстоящем испытании. Косы уложили в ящики и погрузили на подводы.
Павел Петрович написал второе письмо в Московское общество сельского хозяйства:
«Милостивый государь! Посылаю при сем в Москву косы с большей надеждой, нежели прежняя. Испытания прошедшей осенью, меры, принятые к избежанию недостатков, и частая поверка заставляют меня быть уверенным, что они выдержат все пробы, необходимые для кошения. Из 15 кос, взятых для общества, только одна, большой руки, несколько трудно отбивалась, но и ту я послал, не желая отступать от уведомления, что косы взяты без выбора. Впрочем, опыт на деле покажет ее достоинство.
Прочитав в «Земледельческом журнале» статью о кошении ржи в удельном имении Симбирской губернии, я направил также 100 кос к господину управляющему, статскому советнику Бестужеву; в виде опыта я прошу его оказать содействие к ознакомлению с ними крестьян…»
Тем временем в Петербурге произвели испытания австрийских кос и аносовских. Пригласили опытных мастеров и помещиков. Испытания повторяли много раз.
Эксперты вынуждены были записать в акте:
«Одна златоустовская коса закалена жестче шафгаузеновских и так остра, что превзошла 120 кос штирийских, выбранных из 600 таких же кос. Она выдержала в 1836 и 1837 гг. по два покоса и две ржаных жатвы…»
Кончилась распутица, отшумело половодье, на Москве зацвели сады, когда арсинский приказчик доставил Московскому обществу сельского хозяйства последнюю партию аносовских кос. Стоял теплый облачный день. На опытное поле Петровской сельскохозяйственной академии съехалось и сошлось много народу. Простых людей неохотно допускали до зрелища, но они-то живее и восторженнее всех отзывались на каждую удачу русских людей. Любо было смотреть, как ровно двигались ряды косарей, одетых в яркие кумачовые рубахи. Под их могучими взмахами покорно валами ложилась душистая влажная трава.
На луга наехал широкоплечий, с бычьей шеей купец Соловьев. Он легко выскочил из пролетки и побежал к косарям. В темно-синих широких шароварах, заправленных в лакированные сапоги, в длинной рубахе, он шел следом за работниками и удовлетворенно крякал: