— Барабанщик!
Мгновенно появился седоусый служака и заработал палочками. Глухая унылая дробь раскатилась по прииску, настойчиво призывая людей к труду. По баракам торопливо зашагали нарядчики.
— Живо, живо! — торопили они приискателей.
В эти последние минуты на полатях у кирпичной печки, между нар закопошились люди, грязные, оборванные, взлохмаченные, измученные нуждой и непосильной работой. Они торопливо натягивали на себя не просохшую за ночь одежду и, ругаясь, уходили под мокрое осеннее небо:
— Опять льет, опять мокреть…
Аносов понимал, как тяжело сейчас спускаться в забой, где по колено ржавой воды. Каторжная жизнь!
К нему размашистым шагом подошел поручик горного корпуса рыжеватый Шуман. Он вытянулся и отрапортовал:
— Ваше превосходительство, все в сборе и отправлены на работы!
Аносов озабоченно посмотрел на инженера:
— Много воды в забоях?
— Потоп… Однако отливаем… Зато невиданный успех!
— Сколько? — односложно спросил Павел Петрович, присматриваясь к офицеру.
— Вчера с одного пуда песку взяли по семьдесят золотников.
— Отлично. Приду сам в забой…
Поручик вскинул тревожные глаза.
— Вам никак нельзя: не к лицу. И притом возможен ревматизм, обеспокоенно воскликнул он.
— Ничего, — спокойно ответил Аносов. — Сами увидите, как это будет к лицу. А ревматизм — бог с ним! — безнадежно отмахнулся он.
В полдень под сеющим дождем Павел Петрович прошел к добытчикам. Глубокие сырые и грязные ямы были полны копошащихся людей, вооруженных кайлами и лопатами. Аносов в высоких сапогах спустился в развал. Он добродушно окрикнул рабочих:
— Бог в помощь, братцы! Как идет золото?
Золотоискатели посторонились, загомонили, оживая от доброго слова:
— Идет… Само плывет вместе с дождиком. Видишь, жила идет к старым строениям.
У края отвала стоял коренастый парень и кайлом долбил породу; с его скуластого лица струился обильный пот.
— Вишь ты, и под дождем жарко! — улыбнулся он Аносову. — Работёнка! Чем больше манит, тем охочее кайлом бьешь. Чую, раздув[15] будет!
— Неужели будет? — ласково посмотрел на него Павел Петрович. — Откуда ты знаешь?
— По породе, — ответил парень. — Ведь весь наш род по золоту робил. И деды, и отцы, а теперь — мы. Сказывал мне еще батя, тут места везде шибко богатимые, да и я удачливый, в рубашке родился…
— И врет, всё врет, — добродушно проговорил черный, как жук, старатель с бородой, измазанной глиной.
— Зачем вру? — обиженно отозвался парень. — Не будь я Никифор Сюткин, ежели вру. Да гляди, сколько золотища намыл на этой полосе. И всё крупнейшее, как тараканы. Ах и крупка! — в голосе его послышалось восхищение.