— Ваше превосходительство, здесь всё штрафные, — тихо предупредил управитель. — Опасный народ!
Аносов не отозвался, подошел поближе к работавшим в отвалах и приветливо сказал:
— Здравствуйте, братцы…
Хмурый детина разогнул спину и отозвался с насмешкой:
— Здорово, барин, коли не шутишь! — в его голосе прозвучала нескрываемая враждебность.
— Чем недоволен? — стараясь говорить спокойно, спросил Павел Петрович.
— Радоваться нам нечего! Не видишь? Каторга! — грубо ответил приисковый.
И сразу, перебивая друг друга, заговорило несколько человек. С надрывом, с отчаянием они жаловались:
— Сейчас на ветру стынем, а летом и осенью — по колено в воде ржавой. Работёнка проклятая, а пища и того несноснее.
— Эвон, глянь! — Работный открыл рот и грязными руками потрогал зубы. — Все до единого шатаются!
Дёсны горщика сочились кровью.
«Цынга!» — хмуро подумал Аносов.
— Облегченья никакого, всё силой бери, — продолжал между тем приисковый. — Вот и живи тут! Каждый день на погост уносят. А кому охота маяться? Каторга, вот и бегут!
— Палок, значит, захотелось! — не сдерживаясь, прикрикнул на него управитель.
— Этого у нас много заместо хлебушки! Забивают, ну и пусть забьют. Скорее конец!
— Погодите, братцы, не все сразу. Вот ты, старик, — обратился Аносов к старателю. — Что скажешь, если установить здесь машину для промывки? Пойдет?
— Облегчит труд, понятно. За это спасибо тебе, батюшка, а палками да угрозами не накормишь нас… Нам бы теплую шубу да хлебушка. И плетей поменьше, и уж так работали бы… Порадей за нас, батюшка!
— Я не уеду отсюда, пока не помогу вам! Слышите, братцы?..
Приисковые заговорили, закричали, перебивая друг друга. Каждому хотелось рассказать о своих обидах. Аносов присел на камень и терпеливо всех выслушал. Ему хотелось поближе узнать этих людей.
Мрачный и душевно усталый, он возвратился в контору. Салаирский управитель исподлобья смотрел на него, выжидая момент, чтобы заговорить, однако начальник горного округа сам начал разговор резко и строго:
— Жизнь на приисках и так очень тяжела, а вы, сударь, обращаете ее в невыносимую. В казармах мерзость, пища отвратительная, обращение с людьми возмутительное. Неудивительно, что бегут. Молчите! — решительно перебил он, заметив попытку управителя сказать что-то в свое оправдание. — Надо уметь хозяйствовать. Плохой вы хозяин!..
Жестокий салаирский управитель на этот раз угрюмо молчал.
Аносов прошелся по конторе и решительно сказал:
— Про Салаир плохая молва идет. Надо по-иному работать. Я остаюсь здесь для устройства моей машины!
— Слушаюсь, ваше превосходительство. Я всегда готов, — залебезил управитель. — Только труд каторжан не в пример дешевле всяких машин.