Аносов грустно вздохнул и подумал: «Да, это не хорасан, не кара-табан, не сирийский шам! Металл мертв, не проступает в нем узор древних булатов, не отливает он синью!».
Литейщик понял грустное настроение Аносова и с горечью сказал:
— Сколько дум и беспокойств, от души стараешься, благостен наш труд. Истинно! Но где добыть совершенство?
Он долго и тепло говорил о своем тяжелом мастерстве. И чувствовал Аносов, что литейщик доверяет ему, любит и отмечает его, но до своей тайны еще не допускает.
— Ты, батюшка, приходи ко мне, в мой домик. На досуге потолкуем о деле, — предложил однажды старик Аносову.
В свободный воскресный день практикант отправился к литейщику. Он долго блуждал по улочке, круто убегавшей под гору к речке Громатухе. Наконец нашел серый от непогод и времени домишко, обнесенный высоким плотным забором. Глухо и безлюдно было в этом кержацком конце городка. «Замкнуто живут люди!» — подумал Аносов и осторожно постучал в калитку. Послышались легкие шаги, загремел запор, и дверь со скрипом распахнулась.
Аносов от неожиданности зарделся: перед ним стояла высокая и стройная девушка с русыми косами.
— Что же стали, проходите, батюшка давно поджидает вас! — приятным певучим голосом позвала она, повернулась и легкой походкой пошла впереди юноши.
— Сюда, вот сюда! Тут в сенцах приступочки, не расшибитесь! — с улыбкой приглашала она гостя.
Сколько чистой прелести было в ее ласковой улыбке, в блеске крепких и ровных зубов!
Аносову хотелось перемолвиться с ней приятным словцом, но от смущения он растерялся.
Девушка провела гостя в переднюю горенку и, показывая на дверь, предложила:
— Заходите, батюшка здесь!
Так же внезапно, как и появилась, кержачка быстро исчезла в соседней клетушке за чистой холщовой занавеской. Аносов открыл дверь и остановился на пороге. В глубине комнаты за тесовым столом сидел Швецов. Перед ним лежала раскрытая библия. Острые серые глаза литейщика выжидательно посмотрели на Аносова.
— Что же остановился? Входи, Павел Петрович, да садись! — ласково пригласил он, показывая на скамью рядом с собой.
Аносов уселся и невольно оглядел горенку. Маленькая, уютная, она сверкала чистотой. Всё выглядело по-кержацки домовито. Кругом, вдоль стен, грузные сундуки. В углу мигал огонек лампады. На широких выскобленных скамьях стояли ящики с кусками руды, сплавов, железных брусков.
— Вот в древних писаниях отыскиваю потерянное, — с грустью сказал старик. — Библия — самая старинная книга, и много в ней написано о крови человеческой. Пастух Давид отрубил голову Голиафу. Из чего изготовлен был этот меч? По складам разбираюсь, всё доискиваюсь до потребного. Холодное оружие на Востоке — непревзойденное! Но как рождали металл для клинков, вот любо знать! Доискиваюсь! Много умного в сей книжице, да немало и непроглядного тумана. Ох, Павел Петрович, милый ты мой, по глазам вижу, и ты тоскуешь по настоящему делу!