Павел Петрович тяжело вздохнул; на душе кипела буря. Он взял старика литейщика за руку, крепко сжал ее:
— Что поделаешь, отец, мы с тобой тут бессильны!
Пришел вечер. Аносов уселся в своем кабинете работать, но мысли его были о другом. Он сидел у стола, а за распахнутым окном простиралась теплая звездная ночь, шелестела сочной листвой молодая кудрявая березка. В комнату на огонек влетели две пестрые бабочки и закружились вокруг пламени свечей. Павел Петрович глубоко втянул в себя приятный освежающий запах листвы, поднялся и выглянул в окно. Всё было погружено в мягкий бархатистый мрак, который наполняли сотни разнообразных звуков. Аносов прислушался. Вот неподалеку ворчливо бурлит Громатуха, — утром в горах прошел ливень, и теперь потоки стремительно торопились к Аю. На пруду наперебой кричали лягушки, а с завода доносилось пыхтенье паровой машины. Все звуки сливались в бодрящую мелодию. Светлой и радостной казалась эта ночь! И синие звёзды, которые переливались и сияли над Косотуром, и запахи листвы, и шум горной речонки — всё это манило в горы, в лес.
«И впрямь, хорошо бы побродить по горам! — мечтательно подумал Аносов. — Стоит подняться на Таганай, побывать на Юрме, перевалить за Шишимские горы! Заводу нужны металлы, в них нехватка, а Ахте дает разрешение открывать русские сундуки для чужого человека! Неужели так и останутся лежать втуне для русских людей эти бесценные сокровища?»
Он отошел от окна, уселся за стол и склонился над тетрадкой.
Стал писать: «Уральские горы, питающие сотни тысяч народа и составляющие один из немаловажных источников богатства России, давно уже заслужили подробнейшего исследования…»
Он отложил перо и задумался.
«Но разве под силу одному провести подобное исследование? — вдруг усомнился он. — Возможно ли одному человеку сделать новые наблюдения к открытию рудоносных мест, не имея на это средств?»
Аносов снова склонился над столом. Гусиное перо затрещало под сильным нажимом пальцев.
«Можно и нужно…» — решительно написал он, вскочил и заходил по комнате.
Пламя в свече дрогнуло, зашипело, — опаленная бабочка упала в растопленный воск. Павел Петрович достал из книжного шкафа карту и, разложив ее, долго рассматривал…
На другой день он вызвал к себе Швецова. Литейщик явился прямо с работы, потный, в прожженном кожаном запоне, и в нерешительности остановился у порога. Аносов подвел его к распахнутому окну и, показывая на синеватую вершину Таганая, спросил:
— Скажи, мастер, ты бывал там?
Лицо Швецова вдруг потускнело, опечалилось.
— Бывал в молодости, да отходился ноне! Не бродить мне больше по шиханам да лесным трущобам, — ноги отказали. Что ты задумал, Петрович? пытливо уставился он в лицо Аносова.