Гм, что это? а как же армия, а как же управленческий рабочий класс? Фотиева, где ты?
Фотиева с чашкой чая и куском булки вбежала, запыхавшись:
— Владимир Ильич, что случилось? на вас лица нет. Разве можно так?
— Послушай, у нас голод может быть? он надвигается, ты не слышала? Где Феликс, Где Лейба, где все остальные? срочно зови на заседание Политбюро.
Все тут же стали приходить, кто-то с баночкой икры, кто-то куском колбасы во рту, а кто-то нес целого копченого угря.
— Вы что, завтракаете? Я вот без завтрака обхожусь. Экономить надо, я тут прочитал, что дети голодают. Это дети буржуев, черт с ними, а вот наши красноармейцы, они-то как? А управленческий аппарат на местах. Видите, как, завтракать некогда. И, кроме того, я служу народу, а вы чем занимаетесь?
— Толко началы второй завтрак, батона, — сказал Сталин, ища уголок подальше, чтобы всех видеть, а его, чтоб никто не видел.
— Мне тут интернационалисты пишут, — покривил душой вождь, что трудновато с хлебом. Как так? почему никто не докладывает? Я вас всех разгоню по волостям, по губерниям. Лейба, в губерниях наши люди руководят? ЧК возглавляют наши люди, — это могут быть латыши, либо евреи.
— Так точно, Владимир Ильич, — ответил Троцкий.
— Надо бы и грузын на руководящий пост, батона, — произнес Сталин, но Ленин его не услышал.
— Кто из вас знает, что такое продразверстка? Янкель, что такое продразверстка? Э, ничего ты не знаешь, Янкель. А город на Урале уже носит твое имя, теперь он Свердловск. Старайся, Янкель, старайся! завтракать можно и на ходу. Лейба, просвети ты членов нашего Политбюро.
— Продразверстка, — стал отвечать Лейба- Троцкий, ничуть не смущаясь, — это замена старых кадров на новые, в основном, это должны быть люди еврейской национальности. Мы, товарищи, должны уничтожить этих бесхвостых обезьян, которых почему-то называют людьми и на их место поселить иудеев, создать мощное еврейское государство, перед мощью которого содрогался бы весь мир.
— Пачэму? а грузин куда прикажете дэват? Моя нэ согдасэн, Владымыр Лыич, — возмутился Сталин, сидевший в самом дальнем углу.
— Коба, не переживай, история рассудит тебя с Бронштейном, нашим выдающимся революционером. Но продразверстка — это… лишний хлеб, который крестьянин не знает, куда девать. А городу этот хлеб нужен, армии нужен, рабочему классу Германии, которая помогла нам совершить и удержать революцию, хлеб нужен. У крестьянина он гниет, а у нас, его нет. Это не справедливо. Советская власть не может без хлеба. Это преступно. Еще мой предшественник Николай Второй затеял эту продразверстку. Там, где крестьяне сопротивлялись, он назначал месяц исправительных работ. А мы… не можем… быть слюнтяями. Это ведь саботаж! да еще в отношении народной власти саботаж! За саботаж — расстрел на месте. Отца семейства, всю семью, детей от одного года. А можно и в доме запереть, а дом поджечь, пусть горят саботажники. Мы будем проводить эту работу постепенно. Сначала запустим агитацию на добровольных началах, а потом добровольно-принудительно. Это архи важно, товарищи. Все, идите, заканчивайте завтрак. Завтра доклады в письменном виде должны быть у меня на рабочем столе. В шесть утра Фотиева уже здесь, можете приносить, не стесняйтесь. Кстати, товарищ Бонч-Бруевич! прописка членов Политбюро в Кремле закончена? У меня на девять комнат больше, чем у других, но у меня же братья, сестры, племянники, прислуга, дворники, плотники. Каждому из них нужна комната, а у меня пять комнат, нет, шесть. Сколько же у меня комнат в Кремле Б.Б?