Человеком капитан оказался веселым, знал кучу смешных баек и старинных легенд; не брезговал вином и пивом. По вечерам рассказывал о баталиях времен Бури, жизни в Мискареллье, расспрашивал о Ромбаде.
Долгое морское путешествие, как ни странно, повлияло на меня хорошо. Хотя ничего удивительного в этом нет: спал на мягкой кровати, трижды в день ел и дышал чистым морским воздухом; да и рану в боку залечил корабельный монах.
Порт прибрежного городка Паллериз встретил нас легким снежком. Для жителя Халиты снег — предвестник беды. Но меня он нисколько не волновал. Пускай здесь и было холодно, но, в сравнении с Ромбадом, где, наверное, уже вовсю мочь дули северные ветра, а дороги завалило сугробами, зима на западе казалась мягкой.
Распрощавшись с попутчиками, я и Гродверд направились на ближайшую почтовую станцию, где Рубака нанял повозку. Со слов капитана Манхандра, путешествовать по проложенным через вымершие земли дорогам можно и пешком, да вот только Гродверд отчаянно спешил. Потому и решил раскошелиться на повозку.
О перевозках в Каолите стоит рассказать подробнее.
С незапамятных времен, еще до того, как на континент перебрались первые колдуны, дорогами заправляли Орры. Древняя, нечеловеческая раса, они первыми додумались мостить тракты тесаными плитами. Об их облике известно мало и по сей день, они предпочитают скрывать его под бесформенными балахонами. Людей они сторонились, ограничиваясь торговлей. Но Буря коснулась и их. Колдуны жгли деревни, безжалостно убивали детей… Не будучи сведущими в военном ремесле, орры попросили помощи у людей.
Нашу повозку сопровождала пара наемников вооруженных топорами и луками. Кучер, сутулый и молчаливый орр, правил лошадьми, сидя на высоком облучке с откидными бортами. Рядом лежал заряженный шнеппер.
Занятно. Лишь у меня оружия не было. Впрочем, эту несправедливость исправили быстро.
— Вот, — Гродверд протянул мне старый корд, — раз в трущобах рос, управиться с ним должен. Только осторожней, лезвие старое, источенное. Может обломиться, если в кость попадешь.
Устроившись на лавке, он положил палаш на колени и ухватился за рукоять. Я сунул корд за пояс и забыл о нем. А сам, закутавшись в плащ, во все глаза разглядывал истерзанную колдовством землю…
Колеса сухо шуршали по старым плитам, над головой со скрипом раскачивалась лампа, а кованая решетка на окнах придавала унылому пейзажу колорита. Наемники от повозки отказались — предпочли жеребцов. Изредка выезжали на лигу-другую вперед, дабы разведать местность.
Ночами я слышал сдавленные стоны, всхлипы и даже чей-то далекий плачь. Спутники говорили, что это рыдают искалеченные земли… Ночевали мы прямо в повозке, запирая на ночь ставни и вешая на дверь толстую цепь с тяжелым замком. Орр держался от нас отстраненно, почти не разговаривал. Голос его казались низким, хрипящим, словно кучер постоянно задыхается.