На высоких шпилях реяли знамена, по крепостным стенам разгуливала вооруженная стража, а под крышами смотровых башен, как утверждал мой спутник, денно и нощно бдели маги. Нынешнее время с трудом можно назвать суровым, и огромный гарнизон западной столицы мог показаться неуместным, но обычаи в Мискарелле блюлись свято.
Каждый встречный мужчина походил на воина — суровые лица зачастую были покрыты шрамами, у многих, совсем еще молодых горожан, седые волосы выбивались из-под странных шапок с забавно вытянутыми верхушками.
Мы искали дорогу к большому городскому Собору. Тот самый, что заложили еще в первые годы Бури, чтобы поднимал боевой дух мискарелльцев своим величием. С годами собор обветшал, мозаики осыпались со стен, а узорные крылья на куполах, символы того, что здесь исцелят любого страждущего, покрылись ржой. Сейчас, когда в землях Западного Дома воцарился относительный порядок, рабочие реставрировали собор. Стены были окружены строительными лесами, воздух полнился тяжелым запахом штукатурки и свежих белил. Зодчие стремились завершить работы до наступления настоящей зимы.
— Загляну в Собор, — не оборачиваясь, бросил Гродверд. — Потом найду мастера ордена и доложу о своем прибытии. Ты можешь пока отправиться в таверну «Кайло» — она рядом с северными воротами. Подожди, пока улажу дела. Возьми, здесь три клюдиция… погоди, прихвати-ка и мой меч. В собор с оружием не пускают.
Прицепив мне на пояс ножны, он развернулся и растворился в толпе. Я остался стоять в людском потоке, растерянно таращась на тяжеленный палаш.
«И почему этот кособокий болван не носит его за плечами?»
Я хохотнул, и двинулся к северным воротам. Моряки, с заходивших в порт Ромбада судов, частенько рассказывали о вкуснейшем пудинге и черном эле, что подавали в тавернах Мискарелля…
В таверне было немноголюдно, если не сказать — пусто. Человек пять горожан, и трое странного вида мужчин, в жилетах из шерсти грубой выделки, надетых поверх стеганых рубах.
Хозяин «Кайла» стоял за высоким прилавком и, не торопясь, протирал глиняные кружки. В воздухе витал терпкий запах табака, ароматы подгоревшей каши и пива.
Следом за мной в таверну ввалилась группа рабочих. От них пахло белилами, волосы у многих казались притрушенными белой пылью. Они явно торопились, потому как едва ли не бегом ринулись к прилавку. Пропивали жалование, не иначе.
Повесив плащ на прибитые к стене оленьи рога, я неспешно прошелся через зал к стойке. Рабочие уже ухватили по паре кружек пива, и спешно приканчивали его, заедая странным жареным хлебом, покрытым коркой соли и перца.