— Эй, молодой! — окликнул меня невысокий бородатый мужик, в грубом кожухе с отороченным мехом воротником. — Ты б не сильно мельтешил здеся, а? А то мне во-о-он те вот кустики не нравятся…
В мертвые земли мы въехали дня три назад. Местность не особо изменилась, только стали чаще попадаться заросли колючего кустарника, да деревья росли кучнее и выглядели покрепче. Но, несмотря на ожившую, как казалось, природу, сам воздух здесь был пропитанным смертью.
Скорость передвижения отряда заметно упала, а ночью мы палили огромные костры, оставляя в карауле по три-четыре человека. Охотники и так ни особо протестовали, когда мы изъявили желание ехать с ними, а стоило Гродверду надеть на пальцы три серебряных кольца, на лицах мискарелльцев засияли довольные улыбки: мол, не прогадали с попутчиком!
В эту ночь я дежурил с двумя бывалыми ходоками: Хводром и Склазисом. Первый был полноватым, лысеющим мужичком лет сорока. Всю дорогу он травил байки, описывал свои приключения и хвастался добычей. Многих раздражал его постоянная болтовня, но только не меня — путешествовать в тишине, окруженным кислыми рожами, хотелось еще меньше. Хводр оказался эдаким заводилой, и не давал скучать в карауле. Склазис же был самым опытным и, что вполне понятно, самым знающим среди всех наших спутников, коих насчитывалось полтора десятка. Седой, крепкий и жилистый, он словно олицетворял собой мои представления о жителях Мискарелля. Однажды старый охотник обмолвился, что эта вылазка станет для него последней, и он надеялся как следует подзаработать напоследок…
Именно Склазис окликнул меня, походя, вытаскивая из большого, обшитого козьим мехом колчана длинную стрелу с цветным оперением. Наложив ее на тетиву, он сдвинул привычную мискарелльскую шапку-стручок на затылок, и чуть подался вперед.
— Эй, дед! — позвал его Хводр, нервно похлопывая ладонью по топорику у пояса. — Чего углядел-то? Кроны?
— Не, — отмахнулся старый охотник, — похоже, духи… упокой их земля. Поднимай-ка мужиков, не нравятся мне такие ночные гости!
Меня бросило в пот. Конечно, в мире хватает чудовищ, но всех их можно усмирить огнем или сталью, но духи! Тени прошлых лет, что бродят по Мискареллю…
Люди спешно повскакивали с лежаков, на ходу хватая луки и колчаны. Заскрипело, сгибаясь, тугое тисовое дерево, затрещали, исходя дымом и запахом смолы, факелы. Какой-то охотник спешно вытащил из кучи вещей длинный и широкий колчан, в котором хранились осиновые колья. Мужчина продел руки в лямки и, вытащив один кол, двинулся к узкой границе между светом от костра и мраком ночного леса. Там мелькали едва различимые тени. Студеный ветер налетел на наше стойбище, в мое разгоряченное лицо впились сотни ледяных игл. Пламя большого костра опасливо задрожало, словно раздумывая: погаснуть, или нет?