Он ничего на это не сказал. Зачем? И так все ясно. Если вынырнуть, разнесло бы пулей голову, как перезревший арбуз. Вот и пришлось отсиживаться под лодкой, как Мошков не раз проделывал в детстве. Его деревенские мальчишки научили. Плывешь себе, никому не видимый, и хихикаешь. Правда, на этот раз было не до смеха. Пули несколько раз плоскодонку продырявили.
– Тебя сильно били? – спросила Варя.
И снова Мошков промолчал. Она была последним человеком, которому он хотел бы рассказать, как парни Лозового его пытали. Побои – не самое страшное. А вот когда провода, подключенные к аккумулятору, прикладывают к мошонке или в ноздри суют, это да, это боль, которая так сразу не отступит.
– Ты такой сильный, – сказала Варя. – И смелый.
Он никак не отреагировал. Даже плечами не дернул. И не повернул головы, когда, хлюпая носом и мокрым платьем, Варя слегка придвинулась.
– Володя… – сказала она.
– Что, Варя? – спросил Мошков.
– Можно я ближе сяду? Мне так холодно…
«Еще слезу пусти», – раздраженно подумал он, но все же разрешил:
– Садись.
– Никак не могу согреться, – пожаловалась Варя, подбираясь ближе и прижимаясь к нему.
Так хотелось выглядеть маленькой, слабой и беззащитной, что у нее хорошо получалось! Мошков подумал, что больше никогда не заведет себе постоянную женщину, тем более законную супругу. Они только и ждут, чтобы предать того, кто им доверяет. Коварные, лживые, хитрые существа.
– Володя… Прости меня, Володенька… Пожалуйста…
Мошков ничего не ответил, продолжая смотреть перед собой. А может, никуда он не смотрел.
– Я не знаю, что сказать, – прошептала Варя. – Не знаю, какие слова найти, чтобы попросить у тебя прощения.
– Слова – это мусор, – обронил Мошков.
– Что я должна сделать, чтобы все исправить? – спросила Варя. – Ну, чтобы все стало, как прежде…
Ответа не последовало. Мошков смотрел в какую-то одному ему известную точку.
– Я была совсем одна, – сказала Варя. – Когда Лозовой начал мне угрожать, никто за меня не вступился. Мне было так страшно, так одиноко… И я решила, что надо стать бесстрашной и сильной, чтобы справиться. И хитрой. Я так и сделала, о чем очень сожалею. Теперь я больше всего на свете хочу, чтобы все стало, как прежде. Пусть я буду слабой, а ты опекай меня, руководи мною… Я больше не хочу сражаться. Не могу. Я женщина. Ты это понимаешь?
Мошков чуть заметно пожал плечами:
– Понимаю. Женщина.
– Ты больше на меня не сердишься? Мы помиримся, Володя? Мы опять будем вместе, как раньше?
Мошков медленно повернул голову и посмотрел на Варю, словно только теперь по-настоящему заметил ее присутствие.