Расположившись на свободной скамье, под тенью деревьев, я вытянул ноги и облокотился спиной о спинку скамьи. Размышляя на тему свободного падения в объятия Морфея.
На какое-то время воцаряется тишина, точнее относительная тишина, потому что парк вокруг нас живёт своей жизнью. Просто рядом с моим ухом прекратилось жужжание и я, чувствуя прилив слабости, прикрываю глаза. И разу же получаю ощутимый удар по плечу. И, конечно же, смотрю в сторону своего обидчика.
– Что?
– Я спросила, что ты будешь делать вечером? Что за неуважение! Ты меня даже не слышал!
– Нужно подготовиться к завтрашнему дню. – Сразу же, не задумываясь, отвечаю.
– Ясно, – Фиби недовольно поджимает губы.
Сестра вертит в руках телефон, изредка бросая на него взгляд, словно ищёт что-то или ждёт. На железный корпус попадает прямой луч солнца, и он словно вспышка бьет мне в глаза. И пусть я в очках, но зажмуриваюсь так, словно посмотрел на светило открытым взглядом.
– Что ты хотела?
– Уже ничего!
Ну что ж, если ничего, так ничего, не хочу знать подробности. Видимо для Фиби это не так приоритетно, потому что она даже не пыталась настоять. Моя сестра слишком упряма, чтобы отступать от задуманного, поэтому я не предаю значению такой мелочи.
Снова прикрываю глаза, и, кажется, дремлю уже не в пол глаза, а по-настоящему. И привиделась мне девушка в легком, словно дуновение ветра платье с радушной улыбкой на губах. Нет, я её не знал, но тянулся узнать, а она ускользала.
Вечер выдался крайне неудачным, гораздо лучше было утром, не смотря на жуткое похмелье и ужасную головную боль. Мне совершенно было нечем заняться, отец не взял меня утром с собой, видимо в наказание, за несобранность и не агрегатное состояние. Он, бесспорно, был прав и своё наказание сегодня впрочем, как и всегда осуществлял подобным образом. Нас никогда сильно не наказывали. Правда, были исключительные моменты, но сейчас явно не тот случай. Так вот наказания были направлены на осознания, нежели чем на вымещения своей злобы, обиды за проступок чада. И мы были ему в какой-то мере благодарны, ведь нас не пороли, не ставили в угол и не лишали сладкого.
Мы росли в достатке, в любви и понимании. Отец изредка срывался на нас, мама так вообще никогда, бабушки со стороны мамы у нас не было, а Сильвия мама отца любила нас и баловала сверх меры. Больше всего баловали Фиби, ей доставалась вишенка на торте. Я тоже, был любим, только вот любовь она бывает разной. Дело даже не в силе любви, я уверен, что она была равной, дело в том, что любили всё же нас по-разному. Фиби ласкали, целовали, дарили кучу ненужных игрушек, а со мной, меня было проще погладить по головке и сказать, что любят, нежели чем в объятия кружить по комнате, я в детстве был серьёзен. Фиби всегда улыбчива и открыта. Я же напротив молчалив и не по годам серьёзен. Мы как два разных полюса.