В большой дружбе Миронович и с наукой. Академик Альсмик выделил ему как-то 12 килограммов картофеля нового сорта, доктор сельхознаук Мухин – пуд семян ржи «белта». Картофель «сеянец-18» на испытательных участках совхоза дал по 403 центнера клубней с гектара с крахмалистостью 26.5 процента, а «белта» – 50 центнеров зерна на круг. И что интересно: испытывали-то новые сорта на пришкольных участках. А вела это дело, чрезвычайно ответственное, учительница биологии – старшая дочь Мироновича, Евгения Евгеньевна.
– Знаете, что важно здесь? – размышляет Евгений Федорович. – Работая на пришкольных участках, ребята видят, как важен их труд. Проверенные ими сорта высеваются на полях совхоза. И поле отцов становится их полем.
Он вспомнил об этой преемственности, о делах молодежи и во время нашей недавней встречи в Москве. Он – депутат Верховного Совета СССР, приезжал на сессию. Был Евгений Федорович весь какой-то торжественный, в праздничном костюме, на лацкане пиджака – звезда Героя Социалистического Труда. Говорил приподнято:
– Мы еще поработаем! Уже замахнулись на 60 центнеров зерна с гектара. Сомневаетесь? Давайте считать…
Я не сомневался. Да и можно ли не верить человеку, не отступившему ни разу в жизни от поставленной цели?
Странно, но с годами Анатолия Михайловича Тужилкина, начальника крупнейшего на Горьковском автозаводе цеха, начало одолевать какое-то душевное смятение. Покидая вечерами свой неистово гремящий и ревущий ремонтно-механичеекий цех, шагая по залитому неоновым светом Октябрьскому проспекту, он вдруг ни с того ни с сего останавливался и задумывался, пристально вглядываясь то в всполохи электросварок, гуляющие под стеклянными крышами заводских корпусов, то в прямоугольные, современнейшей архитектуры многоэтапные коробки домов Соцгорода.
Он любил этот величественный индустриально-городской пейзаж. Любил, потому что сам, своими руками создавал его. Анатолий помнил, как в далекой юности, когда будущий гигант отечественного автомобилестроения еще лежал, свернутый в проектных листах и бумагах, он в числе многих парней и девчат из нижегородских сел и деревень пополнил ряды рабочего класса и им овладел восторг от сознания собственной причастности к великому делу индустриализации доселе тележной и санной Руси.
Но интересно устроен человек! Анатолий Тужилкин, сформировавшийся собственно на заводе, привязавшийся к городу и полюбивший его, хранил в глубине души все-таки память о родной приокской деревеньке. Эта память с годами стала обостряться, особенно после того как Михалыч поддался на уговоры домочадцев и переехал из рабочего поселка, где был у него домовито устроенный, со двором и огородом деревянный особнячок, в благоустроенную городскую квартиру. Ему почему-то казалось, что этим самым он порвал последнюю ниточку, которая связывала его, крестьянского сына, с матушкой-землей. Эта мысль работала в голове начальника цеха подспудно, неясно. И, наверное, поэтому одолевало его душу непонятное беспокойство, похожее вроде бы на смутное чувство вины. Но перед кем? Уж не перед оставленной ли в далекие двадцатые годы лесной деревенькой, в которой родился? Вероятнее всего, так оно и было.