– Что здесь происходит? Эмили, опять за свое? Опять дразнишь Мону?
– Она не возражает.
– Я возражаю! Перестань!
– Хорошо, перестану. Уже перестаю, можно сказать, – и Эмили, не теряя победоносного вида, спрыгнула со стула и подошла вплотную к Моне.
– Вот, она опять ничего не ест!
За ту неделю, что я провела здесь, я встречала Мону только на кухне – она часами сидела, уставившись перед собой, как сейчас, и размазывала еду по тарелке, пока кому-то это не надоедало вконец. Соседкой Моны по комнате была Эмили, и их странная дружба удивляла и меня, и всех вокруг. Проходя мимо их комнаты по вечерам, я видела, как они сидят на полу и увлеченно разговаривают. Но на людях Эмили часто играла роль клоуна, поддразнивая Мону, пока не вмешивался кто-нибудь из старших, – а Мона вообще не обижалась. Втайне я им завидовала. Мне было очень одиноко, но, кроме этих двоих, здесь каждый был сам по себе.
Мона, например, кроме Эмили, вообще ни с кем не разговаривала. Думаю, ей было лет двадцать пять – двадцать шесть. Просто из-за того, что днем она все время слонялась по коридорам одна, Мона казалась еще меньше, чем на самом деле. Она была вся какая-то маленькая – маленькая ростом, маленькие уши, маленькие ступни; и большие глаза, выпирающие скулы и впадины на щеках. Все время выглядела усталой и ходила очень медленно, держась за стену, как будто боялась – или правда боялась, – что если оторвет руку, то сразу упадет. Поначалу меня это страшно бесило. Но к таким вещам быстро привыкаешь. Она все время читала книги на непонятном языке. Девочки говорили, что ее родители вывезли Мону в Штаты еще совсем маленьким ребенком из Советского Союза. Иногда в ее речи действительно проскальзывал легкий акцент.
– Давай, дорогая, надо поесть. – Эмили надорвала две картонки с молоком, вылила по половине в глубокую картонную тарелку и помешала деревянной палочкой. – Вот. Как ты любишь. Половина на половину.
– Эмили… – начала Мона.
Эмили отставила картонки, поднялась из-за стола, наклонилась над Моной, обняла ее за плечи и притянула к себе.
– Ничего, – сказала она и погладила Мону по голове, – ничего. Я знаю. Ничего страшного.
В комнату заглянула Эли и поставила напротив наших имен галочки в блокноте.
– Кристину не видела, – пробормотала она.
– В прачечной, – бросила я и повернулась к Нэнси: – Нэнси, можно я возьму ключи от парной?
Нэнси на секунду замешкалась, бросив на меня оценивающий взгляд. Сестры не любили, когда кто-то просил ключи от парной. Я их понимала. «Парной» комната называлась потому, что ей пользовались для того, чтобы выпускать пар.