Я бы не стала узнавать у Кейт подробностей, если бы не то, что произошло позже вечером. Временно забыв про Эмили, я смотрела с девочками телевизор в общей комнате, когда мы услышали крик.
Растрепанные, раскрасневшиеся Нэнси и Эли держали Эмили за руки, хотя она, похоже, уже не пыталась вырваться. Она сидела на полу, сестры заломили ей руки за спину, и по щекам у нее катились слезы.
– Я больше не могу, не могу так! – кричала Эмили. – Мне больно, понимаете? Мне очень, очень больно!
Руки, плечи и грудь Эмили были все красные и в порезах.
– Она разломала пластиковую вилку и попыталась порезать себя, – прошептала мне Кейт, – только у нее ничего не получилось, она впала в истерику, и я побежала сказать Нэнси. Теперь они пытаются увести ее в одиночку.
– Пожалуйста, – заплакала Эмили, – отпустите меня. Я пойду сама. Только сейчас мне плохо. Мне очень плохо, пожалуйста.
Эли продолжала удерживать руку, но Нэнси дрогнула и отпустила. Эмили неловко, боком опустилась на пол. Она дрожала, а на груди и руках проступали красные борозды. Я видела, что они неглубокие, что главное сейчас в другом.
– Я больше так не могу! У меня нет сил, это слишком тяжело, понимаешь? Мне больно! – снова сорвалась на крик Эмили.
Меня кто-то толкнул. Я раздраженно обернулась. Это была Мона.
– Пусти, – бросила она, пробираясь вперед.
– Эмили! – крикнула она. Эли махнула свободной рукой, показывая Моне, чтобы та не подходила, но Мона не обратила внимания.
– Эмили, – повторила она, подойдя ближе, и опустилась на колени. – Слышишь?
Эмили продолжала плакать, и Мона повторила:
– Ты слышишь меня? Слышишь? Это Мона.
Эмили, не поднимая головы, сказала:
– Я не понимаю, кто ты. Я не понимаю. Мона! Я как будто ничего не вижу. Мне больно.
– Посмотри на меня.
Эмили покачала головой, и тогда Мона довольно грубо взяла ее за подбородок двумя пальцами и повернула лицо Эмили к себе.
– Эмили, смотри на меня. Нет, не отворачивайся, смотри на меня, да, да. – Она щелкнула пальцами перед лицом Эмили. – Я знаю, что это очень сложно и тяжело, я знаю, я не издеваюсь над тобой. Но однажды ты проснешься и вдруг поймешь, что стало лучше. Поверь мне, это произойдет.
По монотонной речи Моны мне казалось, что она просто пытается заполнить тишину. Но что-то из того, что она говорила, подействовало. Эмили приподнялась и села на колени, не отрывая глаз от Моны.
– А когда, – спросила она, – когда это будет? – ее плечи снова затряслись. – Я не понимаю, когда это может наступить!
Мона не успела ответить, ее перебила Эли:
– Тише, тише, – попробовала она, – может быть, уже очень скоро, доктор Стайн ведь прописала тебе…