Это было совсем не то: Эмили снова сорвалась на крик.
– Это не скоро! Когда-нибудь – это не скоро, это очень долго!
Она снова рванулась вперед, и Эли с Нэнси дернулись за ней, чтоб удержать, и снова заломили ей руки за спину.
– Шшш, тихо, тихо, Эмили. Времени не существует. Когда-нибудь – это все равно что сейчас. Просто ты забыла про это, – сказала Мона. Она продолжала сидеть на полу рядом с Эмили как ни в чем не бывало.
– Нет! Ты врешь, чтобы меня успокоить, хватит! Хватит!
И тут Мона размахнулась и дала Эмили пощечину.
– Мона! – в один голос крикнули Нэнси и Эли. От испуга они отпустили Эмили и рванулись было к Моне, чтобы оттащить ее. Но Эмили, тяжело опираясь на одну руку, снова приподнялась и положила голову Моне на колени.
– Знаешь, о чем я часто думаю? – мягко сказала Мона. – О том, что любая жизнь и любая хорошая песня построены по одному принципу. Вверх и вниз. Если у тебя есть какая-нибудь хорошая песня в голове, ты сразу поймешь. Рано или поздно в песне начинается тяжелая часть. Когда голос замолкает и вступает бас-гитара. И мы слышим гитарные рифы, один, другой, третий… А потом раз – и наступает момент, когда гитарное соло заканчивается и вступает голос. Тонкий такой, тонкий, хрупкий, нежный. И тебя обволакивает какая-то легкость и просветление. Как будто гроза закончилась и небо очистилось. Так и с болезнью. Однажды утром ты просыпаешься, открываешь глаза и видишь чистое небо. И понимаешь, что хотя ты еще не дома и предстоит длинная, длинная дорога, – но как бы она ни была тяжела, ты сможешь. Ты вернешься домой. Так всегда бывает.
Остаток вечера Эмили провела в одиночке. Она лежала ничком на кровати, а дверь камеры была открыта нараспашку и закреплена так, чтобы она не могла захлопнуться. Сменами по два-три часа около одиночки постоянно дежурил кто-то из медсестер. Вечером, когда я проходила в ванную, я видела, что Эмили сидит на кровати, обхватив руками коленки, и плачет, раскачиваясь туда-сюда.
Через три дня Эмили выпустили из одиночки. А тем же вечером Джо привел в корпус новую девочку, ее заселили в мою старую комнату к Кейт, а меня перевели к Моне и Эмили. Навязываться в друзья не хотелось, поэтому, перейдя в новую палату, я не стала ударяться в вежливость, кивнула девочкам и принялась раскладывать вещи. В первый вечер мы почти не разговаривали. Мне было неловко: казалось, что я лишняя и что мешаю двум подругам общаться. Но на второй вечер Эмили и Мона пошептались, и Эмили обратилась ко мне:
– Лиза, хочешь подышать воздухом? Без надзора? Если да, то одевайся.