- Дедушка, милый, прости, я больше не буду!
Изломав хворостину в лохмотья, он всегда ложился в кровать, отворачивался к стене, долго вздыхал, хмыкал и повторял: "Ох, черт его знает!" А я делал вид, что мне очень больно, и мстительно дул на единственный вздутый рубец.
Вот и гадай теперь, кого он больше наказывал?
Ни на какой островок я, естественно, не пошел. Достал из угла сарая запасной держак для лопаты, вернулся на кухню, протянул его деду и хмуро сказал:
- На! Чего уж там мелочиться.
Он удивленно вскинул глаза, качнул головой и сказал:
- Иди, отнеси на место.
Кажется, пронесло!
На первое была куриная суп-лапша. Борщ вчера мужики смели подчистую.
- Где ты деньги сегодня взял на хлеб и на молоко? - между делом, спросила бабушка.
- После кино остались. Я ведь Вальке мороженое не покупал.
- Что ж ты так? - неодобрительно хмыкнул дед.
- Да жирно ей будет!
- Зачем же тогда приглашал?
- Чтоб одевалась, как человек.
Разговор о Филонихе был почему-то мне неприятен. И я постарался его скомкать.
Бабушка обглодала куриную дужку - тонкую косточку, напоминавшую латинскую букву "V", обхватила половинку мизинцем и протянула мне: держи, мол. Я сунул мизинец в оставшееся пространство, каждый потянул на себя. Косточка хрустнула, в кулаке у меня оказался короткий огрызок.
- Бери, да помни! - сказала она, протягивая мне оставшуюся часть дужки.
Я принял ее и положил на стол.
Каждый раз, когда мы ели курицу, она делала этот фокус, похожий на ритуал. Смысл его и значение, я так и не смог догнать. Не раз и не два спрашивал, да только напрасно. Бабушка унесла эту тайну с собой. Мне кажется, он и сама не знала правильного ответа.
После обеда, дед вышел на улицу покурить. Я увязался следом за ним и тоже присел на бревнышко. Хотел завести разговор о тротуарной плитке, но не успел. От смолы подгребал Петро с движком от стиралки подмышкой и мотком кабеля на плече.
- Здоровеньки булы!
- День добрый! - откликнулся дед, "посунулся" в мою сторону и стукнул ладонью на место рядом с собой.
Петро неторопливо присел, положил поклажу на землю, добавил в общую кучу нож, пассатижи, моток изоленты и достал из кармана початую пачку "Любительских".
- Быть дождю, - произнес он, выбивая прокуренным ногтем сразу несколько папирос. - Угощайтесь, Степан Александрович.
- Ото ж, - отозвался дед и выбрал себе ту, что прыгнула выше всех, - к завтрему ливанет!
- Ты бы, Сашка, все это дело во двор занес, - сказал, между делом, Петро и загремел спичечным коробком. - Будем сегодня твой агрегат испытывать.
- Так он его что, действительно сам придумал? - опять не поверил дед.