Добрый путь вам, русские люди!
Когда посол уехал, Гаврюшка Петров подошел к Соколу и как бы между прочим сказал:
— Зашел бы ты, парень, ко мне. Наши люди больно поговорить с тобой хотят. Сегодня вечером.
— Где найти двор твой?
— За Благовещеньем, в заулке. Спроси коморы Гаврюшки Петрова — всяк скажет.
— Приду непременно.
Вечером Сокол и Никита вышли из дома. Они долго блуждали по неровным и кривым улицам. Весь город стоял на холмах, и прохожим то и дело приходилось взбираться по каменистым ступенькам улиц наверх или спускаться чуть ли не на ягодицах вниз. По улицам шлялись мелкие чиновники, матросы и рыбаки. Иные были уже пьяные, другие выискивали таверну или кабачок.
Коморы Гаврюшки Петрова были на другом конце Кафы. И потому купцу и Васильку пришлось идти через весь город. Никита шел не спеша и тихо обо всем, что видел, рассказывал:
— Смотри, вон за крепостной стеной пригород, сиречь антибург. Живут тут ремесленники, видишь, насколько ветхи жилища их и грязны улицы. Тяжко им тут, народишко совсем бесправный.
Улица, по которой шли купец и Василько, поднялась на вершину, открылся порт и береговые огоньки.
— Что-то за портом костров палят много? — спросил Василько.
— Страшнейшее то место, — ответил Никита. — Людишки живут в лачугах, а то и просто в земляных норах.
— Кто они?
— Всякий сброд. Генуэзцы зовут их одним словом — чомпи.
— Это как будет по-нашему?
— Стало быть, низший, бесправный человек. Среди них есть соции, стипендарии и лабораторес. Мудреные латинские имена, а суть одна — нищета.
— Отчего же по-разному зовутся?
— Что в норах живут — то стипендарии. Это люди приблудные. Наехали из разных мест по найму на кораблях и снова ждут удобного случая, чтобы наняться и уплыть в другое место. Более всего встают в солдаты, стражниками да матросами. Те, что в лачугах, — соции. Сие народ местный, они нанимаются в сторожа, на всякую грязную и временную работу и никуда из города не уезжают.
— А лабораторес?
— Это те, что носят мешки, корзины с зерном, полбой и песком. Просто грузчики.
Никита вдруг остановился, снял шапку, перекрестился, Подняв голову, Василько увидел перед собой церковь.
— Это и есть храм Благовещенья. Церковь наша — русская. За ней скоро и коморы.
— Никогда не думал, что в Кафе столь много русских людей живет. Верно, более всего купцы?
— Не только. Хотя и нашего брата не мало, одначе больше мастеровых. Есть и оружейники, плотники, бочары, швальщики, сапожники да кожемяки.
— Мастеровые наши отколь тут взялись?
— Мало ли отколь. Сколько веков из русской земли невольников сюда тянут. Многие тысячи побывали здесь. Ловкие да с таланом сами из неволи выкупились, иные сбегали от хозяевов своих. Ты много ль у Черного камня стоишь, а сколь к нему житейскими волнами народу прибило. Так и тут. Вот придем к Гаврюшке, послушай, что люди говорят, а после мой совет выслушай.» Давно я тут живу и все одну думку вынашиваю. Сейчас пришла самая пора. Ну вот, мы, кажись, и пришли, — сказал Никита, подойдя к широким дубовым воротам. — Это Гавриловы коморы и есть.