Ты плыви ко мне против течения (Бахревский) - страница 150

Палка пришлась впору. Летучий человек оперся и встал. Он был высокий, голубой, и за спиной, до земли, длиннопёрые синие крылья. Только одно стояло, а другое висело. Лицо его исказилось.

– Крыло болит? – испугалась Паня.

– Нога.

– Распухла нога-то. Перевязать бы надо.

– Нечем.

– Я принесу.

И Паня пустилась бегом.

– Подожди! – крикнул летучий человек.

– Я мигом!

Она и вправду обернулась туда-сюда мигом. А на поляне – никого. Может, в траве, в колокольчиках, – они высокие. Паня метнулась по полю – не было летучего человека, а позвать она его не умела.

Легла Паня в траву и заплакала. Долго плакала, так долго, что легко ей стало. Легколегко. И заснула она.

Тепло было, солнце лучами нашло ее и грело, а потом солнцу пришла пора на закат. На закате сон тяжелый. И Паня все мучилась, сама потом не вспомнила отчего, но мучилась. Мама так спит, все отца во сне зовет, раскидывается, одеяло сбрасывает.

Потом холодно стало. Съежилась Паня, маленькая-маленькая. Даже со́ска приснилась. Вкусная старая потерявшаяся соска. Паня, видно, очень рано себя начала помнить, коли соску свою любимую помнила.

Проснулась. Тут ее аж жаром прохватило. Ночь! Вскочила Паня, домой побежала, но у берез остановилась, повернулась к полю и позвала тихонько:

– Эй!..

Не отозвался.

И тут по небу пролетела звезда. Никогда Паня такой звезды не видала. Большая звезда, синяя, горела она, как бенгальский огонь, искры сыпала и не погасла, за лесом скрылась. Долго летела – не одно можно было желание загадать, а Паня не загадывала.

– Полетел-таки! – обрадовалась.

Она думала, что это он, а кто бы мог еще так… Звёзды, если срываются, тотчас и сгорают.