Этот страх не покидал ее несколько дней и препятствовал дальнейшему развитию событий. Но покоя Стелла не знала. Однажды утром она пошла через дорогу к крикетному полю. Стоял ясный, жаркий день. Двое пациентов в измятых белых панамах, с обвязанными вокруг талии рубашками потели на солнцепеке посреди поля, толкая большую газонокосилку то в одну, то в другую сторону. Надеясь, что они не заметят ее за соснами, Стелла направилась кружным путем к павильону. Позади него стоял пустой сарай, где держали газонокосилку, и в темноте его Стелла ощутила запах свежескошенной травы и земли. Она нашла то, что искала, – узкое окошко в задней части павильона, до которого можно было дотянуться с крыши сарая.
Стелла вернулась к фасаду и быстро взбежала на веранду по деревянным ступеням. Оба пациента смутно виднелись в ярком свете, санитара поблизости не было. Поколебавшись, она отперла дверь павильона.
Внутри у стены были составлены шезлонги. Полумрак пронизывал единственный луч света, падавший на дощатый пол со множеством крохотных вмятин, оставленных за много лет шипами на бутсах игроков, выходивших из раздевалки. В кладовой Стелла нашла несколько подушек и одеял и уложила их на полу. Глядя на эту неуютную постель, она внезапно поразилась тому, что делает: собирается привести сюда мужчину для секса. И не просто мужчину – пациента. Твоего пациента, Питер. Стелла поспешила уйти, заперла за собой дверь и вернулась домой.
В тот день и на следующий Стелла не приближалась к огороду, хотя слышала, как Эдгар стучит там молотком и пилит. Наконец наступила реакция, медленный, ужасающий процесс, начавшийся, по ее словам, в тот вечер, когда она сидела на краю пруда и была тронута покоем и благополучием, которые словно сулил этот дом. Реакция протекала медленно потому, что пока доходила из глубины души до сознания, набирала силу и воспринималась не как дурное предчувствие, а как ужас – ужас при мысли поставить под угрозу благополучие не только свое, но и сына; тогда подвергать риску счастье мальчика казалось жестокой безответственностью.
Каким спокойным бывает иногда Чарли, думала Стелла, возвратясь домой в тот день. Ее влекло к сыну, она чувствовала себя виноватой из-за мыслей в павильоне, словно была неверна ему. Может, предположил я, проблема неверности заключается, собственно, не в сексе, а в том, что из-за него ставится под угрозу счастье другого человека? Секс сам по себе значения не имеет – важно то, что он повлечет за собой, если о нем станет известно. Стелла в принципе со мной согласилась. Но все это было уже несущественно. Теперь требовалось обеспечить полную тайну. Вот что занимало Стеллу, когда она сидела на заднем газоне в тени ясеня, а Чарли лежал на животе в траве на солнцепеке, опершись на локти, хмуро смотрел в книгу и ветерок трепал его падавшие на глаза волосы. Словно уловив ее мысли, он неожиданно поднял голову.