Маринин слух выхватил обнадёживающее «пока».
– То есть вы сейчас в поиске, – подытожила она.
– Скорее, в подвешенном состоянии. И давайте не будем об этом.
Марине никогда не понимала смысл этого выражения. В подвешенном к чему? И, главное, за что? Если бы тут была Жанна, она бы с лёгкостью ответила на этот вопрос, но её, по счастью, здесь не было.
Воспоминание о Жанне вызвало у Марины непроизвольную улыбку.
– Я сказал что-то смешное? – спросил Михаил.
– Нет, что вы, это я о своём, – поспешила оправдаться Марина, – смешного тут мало.
Их взгляды встретились под дребезжащий аккомпанемент театрального звонка.
– Кстати, это третий, – сказал Михаил, – пошли?
Марина потеряла невинность достаточно поздно и совершенно банально. Свою девичью честь она оставила в Суздале, где была на практике после третьего курса. Жорик – пронырливый армянин с параллельного потока – оказался в нужное время в нужном месте. Когда она, захмелевшая от контрабандно пронесённого в общагу портвейна, слушала дребезжащий голос Бориса Борисовича, привалившись к огромному «Амфитону», Жорик привалился к ней. Сил сопротивляться у Марины не нашлось.
Потом Марина пыталась убедить себя в том, что её первым мужчиной был именно БГ, а не Жорик, который сразу после содеянного куда-то испарился и конденсировался только первого сентября у парадного входа в институт. Марина тогда вложила всё имевшееся у неё безразличие во взгляд, но этого не понадобилось: Жорик в её сторону даже не посмотрел. Да и потом он глядел на Марину, словно через стекло. Хорошо хоть трепаться не стал.
После у неё было некоторое количество парней, в основном сокурсников, но ни в ком из них ей не получилось ни раствориться, ни просто утонуть, и все её пассии рано или поздно покидали Маринину жизнь по Марининой же инициативе. То самое чувство, о котором столь много говорят и пишут, так и оставалось для неё неведомым до последнего курса института.
Не секрет, что все женщины хотят от жизни только одного – любви, так их запрограммировала недоэволюционировавшая до человека обезьяна, вот только в это слово каждая вкладывает свой смысл. Для Марины любовь была местом, где не существует никого, кроме неё и ещё одного человека противоположного пола, с которым можно запросто подняться на крышу блочной шестнадцатиэтажки и, ни секунды не раздумывая, шагнуть в разбавленную кляксами фонарей московскую темень.
Такое случилось с ней лишь однажды. В смысле и любовь, и шаг с шестнадцатого этажа. Любовь звали Виталиком, и кроме него в Марининой жизни не имелось ничего и никого целых три месяца. Когда же он сделал Марине очень больно и ушёл, она сначала ничего не почувствовала, будто всё произошло не с ней, не сейчас, и не здесь. Осознание горькой действительности, которая вышибла дверь её хрупкого домика чуть позже, по болевым ощущениям можно сравнить лишь с удалением аденоидов без наркоза.