Выбор пал на заведение под названием «С'est la vie Cafe». По крайней мере, так значилось на тряпочной, натянутой прямо над дверью, вывеске. Марина не обратила бы на ту никакого внимания, если бы не высота подвеса – даже ей, девушке, пусть и высокой, пришлось немного нагнуться, чтобы попасть внутрь.
«Действительно, се ля ви», – подумалось Марине, когда она разгибалась.
Внутри оказалось ослепительно гадко. Всё, что Марина так люто ненавидела и презирала в общепите, собралось вместе в этом заведении – и белый кафельный пол, по которому нельзя пройти в каблуках не цокая, как лошадь, и убогие круглые столики с убогими же металлическими стульчиками, и прилизанный бармен в жилетке со статьёй 163 УК РФ «Вымогательство» на плохо выбритой физиономии. Был и маленький музыкальный центр на барной стойке, из которого неслось сами знаете что.
Марину поперёк резануло острое желание развернуться и уйти, но она уже вошла в поле видимости бармена.
– Добрый вечер, – произнёс тот на удивление мягким голосом, оторвавшись от протирания высокой рюмки, – вы в зал или в бар?
– Я бы кофе выпила, – сказала Марина и непроизвольно сглотнула.
Бармен кивнул.
– Один гость в бар, – коротко сказал он в неизвестно откуда взявшуюся в руке рацию.
Марина удивлённо подняла брови.
– Вам сюда, – антенна указала на завешанную портьерами симпатичную дверь, к которой вела невысокая лесенка.
Забыв, насколько ей здесь противно, Марина проследовала указанным направлением. Когда её рука в замшевой перчатке легла на прихотливо изогнутую дверную ручку, Марину накрыло самое яркое за много лет déja-vu.
«Я здесь уже была!» – чуть не крикнула она во весь голос, но удержалась.
Уютно щёлкнул замок, и Марина через открывшуюся дверь увидела Париж.
Марина не испугалась. В самом деле, чего бояться-то? Она Парижев, что ли, никогда не видела? И Марина смело шагнула в, лишь из любопытства посмотрев назад, проверить, на месте ли неоднократно судимый бармен, не исчез ли… но тот остался на месте, насилуя салфеткой несчастную рюмку.
Пахло кофе и отсутствием родины. Барная стойка, люстра, пять или шесть столиков – все пустые – на каждом по маленькой лампе с жёлтым абажуром и высокому стакану с живой розой. Поверх старых французских афиш на стенах кое-где налеплены чьи-то наброски, с которых голые дамы призывно выпячивали в зал пышные седалища. Сквозь открытые окна просматривалась неширокая улица с бакалейной лавкой на другой стороне и ободранной афишной тумбой.
У стойки, за которой хозяйничала одноглазая мадам с балконоподобным бюстом, на высоком табурете восседал тот самый, толкнувший её час назад на Покровке, гопник. В той самой кепке и в обществе двух невероятно затасканных шлюх.