Наутро после беседы в «Адамовых верках» она почувствовала, что если прямо сейчас кому-нибудь не расскажет о случившемся, у неё случится безобразная подростковая истерика. Сначала она хотела позвонить Жанне и даже дрожащими пальцами набрала её номер, но тут же отклонила вызов. Ей представился широко раскрытый, очерченный помадой цвета пожарной машины рот, мерцающие в глубине коронки и выпученные донельзя глаза, в которых читается: «Ты чего куришь, мать?»
Старую больную маму пугать подобными ужасами нельзя, поэтому уже чуть менее дрожащие пальцы Марины сами выбрали в телефонной книге Мишу и нажали на зелёненький кружочек с трубкой внутри.
Михаил отвернулся от окна. Марине стало видно его покатое плечо и левая половина лица.
– Спасибо, конечно, за откровенность, – сказала она тихо, – но какое это имеет отношение ко мне?
– Разумеется, никакого. Просто я хотел показать тебе, какую силу может иметь обычный на первый взгляд портрет. В моём случае – всю душу из человека вымотать…
Услышав слово «душу», Марина шумно сглотнула. Михаил устало перевернулся на спину:
– Честно скажу, я понятия не имею, на черта этому твоему Велиору, кем бы он там ни был, твой портрет. Более того, я не понимаю, зачем ему нужно, чтобы ты его рисовала! Но то, что этот хмырь может использовать и тот и другой для чего-то нехорошего, нет никакого сомнения. Особенно меня беспокоит первый, то есть твой.
– И что же мне теперь делать? – проскулила Марина.
– Во-первых, не мне, а нам, – твёрдо сказал Михаил, принимая положение «сидя», – во-вторых, не реви, а в-третьих, сейчас что-нибудь придумаем.
Марина не сразу, но успокоилась. Она уселась рядом с Михаилом по-турецки, положила на колени подушку и упёрлась в неё локтями – это была её любимая поза для раздумий.
– Вариантов у нас всего два, – сказал Михаил, – первый – поговорить с этим товарищем по душам, или вообще хорошенько ему навалять, но, я так понимаю, ты этого не хочешь (Марина отрицательно помотала взъерошенной причёской), и второй – выкрасть твой портрет и потом уничтожить.
– Не понимаю… как это, выкрасть? Он же ещё не написан.
– В том-то и дело. Я напишу портрет, а ты потом подменишь им настоящий.
Маринины неглупые, в общем-то, мозги всё равно отказывались понимать услышанное. Она с сомнением осмотрела любовника, но тот был совершенно серьёзен, даже слишком.
– Но ты же не можешь… – начала Марина, но осеклась: – как же ты напишешь портрет? Ты же…
– Я скопирую то, что напишет он! – резко произнёс Михаил. – Поверь, я умею это делать лучше, чем кто-либо другой!