– Но как ты это сделаешь? Ты не знаешь даже размера холста!
– Ерунда, возьму с собой несколько стандартных! Не бойся, я справлюсь…
Это было сказано настолько искренне, что у Марины на глазах навернулись слёзы:
– Зачем ты мне, дуре набитой, помогаешь?
Михаил залез руками под подушку и положил ладони Марине на бёдра.
– Потому что я люблю тебя, дурочка ты моя набитая… это-то ты хоть понимаешь?
10. Я рисую, я тебя рисую…
Вероятно, стараниями так и неоминеченного Алексея Флегонтовича курсы живописи и рисунка были изгнаны из третьего корпуса института. Марина, пришедшая по старому адресу, сначала обрадовалась этому факту, а после разочаровалась. У неё внутри продолжали борьбу обычный страх за саму себя и страх того, что ничего не получится.
– А вы не знаете, куда они переехали? – спросила она не по годам лысого охранника, на что тот протянул ей изрядно помятый лист бумаги.
– Вообще-то я должен был это на дверь повесить, – сказал он через зевок, – но мне лень.
Марина взяла бумагу и, одолжив у ленивца в застиранной чёрной форме скотч, приклеила на входную дверь.
Пробежка от третьего учебного корпуса до второго придала Марине бодрости. Это было очень кстати – полчаса назад она чуть не уснула в полупустом субботнем метро.
По инерции доскакав пешком до третьего этажа, Марина упёрлась в тяжеленную «сталинскую» дверь, которая отделяла её от нового места производственного эксгибиционизма. Выдохнула и со всей силы дёрнула отполированную до блеска рифлёную латунную ручку. Дверь неожиданно легко распахнулась, и Марина оказалась в большой поточной аудитории – амфитеатре, примерно на треть заполненной людьми.
– Мариночка, проходите, – прилетел из глубины знакомый голос.
Место, где Марине пришлось оголиться, напомнило ей аудиторию из «Собачьего сердца» – того и гляди, выскочит Шариков с балалайкой. Она существенно больше, чем в прошлый раз, во всём же остальном особенной разницы не наблюдалось. В зале так же прохладно, и сидеть на низком стуле с высокой спинкой в позе мадам Рекамье не удобнее, чем на дерматиновой кушетке. Единственный плюс в том, что «розовая» тётка, имени которой Марина так и не запомнила, услужливо положила на стул бумажную салфетку и пушистый валик под ноги.
Марина обвела аудиторию взглядом. Состав участников, насколько она смогла запомнить, изменился незначительно. Справа сидел прыщавый юноша, в прошлый раз попросивший её снять очки, за ним – тот самый похотливый дедок с искрящейся лысиной, а чуть дальше – две явно нетоптаные хохотушки (толстая и тонкая), мешавшие всем своей болтовнёй. Наличествовали и другие персонажи, которые примелькались в прошлый раз, вот только самого главного пока не появлялось.